Веревочка. Лагерные хроники - [29]

А наш народ, за просто так, никого уважать не будет. Это заслужить надо.

Когда боги спали

Мой душевный приятель, осетин Жора Камурзаев, часто говорил особо наглым людям:

– Ну, не может же быть так, что одному всё время праздники, а другому постоянно несчастья. Должно же быть в мире какое-то равновесие.

Трудно не согласиться с мудрым человеком.

Но ко мне понимание этой истины пришло намного раньше знакомства с Георгием Александровичем.

В 1968 году меня с простреленными грудью и рукой и с переломанными рёбрами привезли в Шепетовскую железнодорожную больницу. Шепетовка – родина Павки Корчагина. Это для тех, кого в школе не заставляли читать «Как закалялась сталь».

Для меня и второго раненного подельника по побегу, Витьки Кутищева, выделили отдельную палату в конце коридора и посадили двух солдатиков нас охранять.

Витька, профессиональный шулер и наглец, сразу обыграл солдатиков в карты, простил им долги, и мы подружились.

Со всей больницы к нам с авоськами шли сердобольные больные, и уже тогда Жорин постулат проник в моё сознание накрепко. Как пелось в известной песне: «После радостей неприятности по теории вероятности».

Только у нас с Витькой было всё наоборот. После долгого периода неприятностей наступило недолгое время благоденствия и покоя. Хотя в этой же больнице мне встретился человек, судьба которого была жестоким исключением из этого правила.

Пули особого вреда мне не причинили, и через пару дней я уже ползал по коридору возле палаты с помощью какого-нибудь больного. На большее здоровья не было, а потому охранники не возражали.

Мы отъедались давно забытыми деликатесами и развлекали публику разными байками и историями.

Палата на противоположной стороне коридора охранялась обычным милиционером.

В ней с ожогами лежала молодая женщина. Поражено у неё было процентов семьдесят кожи. А поскольку ожогового центра, да и серьёзных специалистов не было, надежд на её спасение не оставалось никаких. Врачи снимали ей боли наркотиками и это всё, что было в их силах. Рассказывали, что она сожгла целую семью вместе с домом и пострадала сама.

Звали её Ольга, и больше о ней ничего не было известно.

Она ни с кем не разговаривала, а потому лежала одна, ожидая неминуемого конца.

Милиционер ничего не имел против моих к ней визитов, и я время от времени заходил к ней, отвлекая своей болтовнёй от боли и горестных мыслей.

Наверное, моё положение и вид вызывали у неё какое-то доверие, и однажды она обратилась ко мне с просьбой. Никому больше она, видимо, довериться не могла, а важный для себя вопрос нужно было перед смертью решить.

Ей необходимо было передать весточку своим детям, которых она давно не видела и сообщить, что она их всегда любила и никогда не забывала.

Просила об остальном им не сообщать, а написать, что она просто умерла.

Просьба была для лагерной жизни обычная, а вот содержание вызвало у меня любопытство. Я заучил адрес и текст послания, несколько раз повторил ей и поклялся своими родителями, что при первой же возможности отправлю тайно и с гарантией это письмо. Она успокоилась.

Следователь пару раз к ней приходил, но толку не добился и, наверное, просто ждал справку о смерти преступницы, чьей фамилии и адреса он так и не мог установить. Однажды она сама, задыхаясь, начала мне рассказывать свою историю. Наверное, ей нужно было выговориться перед смертью. Из её не всегда связной и членораздельной речи, я понял смысл её невероятной истории, и попытаюсь её изложить, как сумею.

Когда из армии вернулся её парень, она была беременна от другого и собиралась за того замуж. Но отец ребёнка её бросил, и прежний ухажёр уговорил её снова к нему вернуться.

Жили они сначала неплохо, но года через три, после рождения второй, уже общей дочери, муж начал пить и избивать Ольгу.

Так продолжалось пару лет, когда она в одной из драк, отбиваясь, ударила его бутылкой по голове и убила. Обнаружив, что сердце у мужа не бьётся, она в панике выскочила из дома и побежала, куда глаза глядят, благо дети были у стариков.

Она не помнила, сколько пробежала и прошла, когда её подобрала семейная пара и повезла к себе домой в Хмельницкую область, в село.

Ехали они из Киева, где продавали клубнику со своего участка. Поселили они Ольгу во времянке, и она стала помогать по хозяйству. Они же обещали её не выдавать, если она не будет выходить со двора.

Она целыми днями работала, но была довольна, что не сидит в тюрьме.

Однажды хозяин сообщил ей, что он был в её районе и узнал, что она объявлена за убийство во всесоюзный розыск, поэтому должна сидеть тихо.

После этого он прижал её к себе и потащил на кровать. Она же боялась возражать и сопротивляться, потому что альтернативой была тюрьма на многие годы.

С тех пор он стал к ней заходить регулярно, а хозяйка делала вид, что ничего не замечает. После очередного застолья, хозяин привел во времянку своего кума и они оба, по очереди, ей попользовались.

После этого уже почти все гости заглядывали к ней во времянку с согласия хозяина, а Ольга молчала, потому что хозяин уже недвусмысленно намекал, что просто так держать он её не будет, хотя работала она, сколько хватало сил.