Верди - [69]

В Сант-Агате все живут в постоянной тревоге. Каждый день посылают в Буссето узнать, как чувствует себя старый Барецци, как провел ночь, не лучше ли ему? Что говорят врачи? Как он держится? Верди в глубине души осознает, что не всегда был справедлив с Барецци, не проявлял достаточно великодушия и, бывало, не понимал его. А главное, не любил его так же пылко, искренне и бескорыстно, такой же чистой и благородной любовью, какой любил его Барецци с первого же момента их знакомства. Это чувство вины терзает Верди, долгая агония тестя совсем извела его. Еще немного, и начнется истерика. Он не страдал так и не мучился даже в те минуты, когда умирал отец. Его характер день ото дня становится все хуже и хуже. Дневник Стреппони свидетельствует об этом: «1 июля. Пытаюсь ободрить Верди, успокоить его, говорю, что его недомогания кажутся ему серьезными только из-за нервозности и воображения. Он говорит, что я не верю ему, что смеюсь над ним и во всем виновата. Он часто приходит ко мне в комнату, но не задерживается и десяти минут. Вчера пришел, например, и, как всегда, в эти дни, едва присел на стул, как сразу же поднялся. Я спросила: «Куда ты?» — «Наверх». Обычно он туда не ходит, и я спросила, зачем он идет туда. «Поискать Платона». — «Ох, разве ты не помнишь, что он в шкафу, в столовой?» Мне кажется, что это был самый обычный разговор, и я заботилась только о том, чтобы он наконец посидел хоть немного спокойно и не тратил бы напрасно силы, поднимаясь наверх… Ох, лучше бы я этого не говорила! Он очень шумел, упрекая меня в том, что я нарочно рассердила его, злоупотребляя своей властью!.. Потом набросился на слуг и на меня, заявив, будто я не знаю, какими словами и каким тоном должна говорить с ним, чтобы не обидеть его! Увы! Чем все это кончится, не знаю, потому что он становится все беспокойнее и раздражительнее. Обладать таким выдающимся талантом и иметь подобный характер, временами такой резкий и трудный!»

Плохое здоровье Верди, все его недомогания и болезни говорят о сильной депрессии, которую он переживает в этот особенно трудный период жизни. Стреппони, конечно, вправе жаловаться и делать подобные записи в дневнике, но ничего не изменишь — таков характер и состояние психики маэстро. Он, как всегда, не обращает внимания на того, кто живет рядом с ним. Надо либо принимать его таким, каков он есть, либо расстаться с ним. Он всегда будет эгоистом. Веселостью он и прежде не отличался, а теперь определенно начинается кризис. Антонио Барецци медленно умирает, неумолимое время отсчитывает последние минуты, унося с собой надежды, мечты, планы. В одном из писем Верди спрашивает: «Зачем еще писать музыку?» Может быть, ему кажется, что в этот, столь трудный момент жизни у него уже не осталось почти никаких целей? И может быть, именно поэтому испытывает странное ощущение, будто ничего нет больше ни в прошлом, ни в будущем. Ничего, во всяком случае ничего такого, чего бы он еще не изведал, не испытал, не пережил. Он не привык к подобным ощущениям. Он всегда любил, чтобы все было определенно, конкретно, надежно. Но сейчас, отвергнутый новаторами, плохо понимаемый сторонниками старого, Верди чувствует, что не может идти в ногу ни с темп, ни с другими. Он один, в каком-то смысле он всегда был один. Но теперь особенно одинок. Он переживает жизненный и творческий кризис. Его неистово одолевают тревожные вопросы, на которые он не может найти ответа. Помимо всего, он сознает, что между ним, художником, и его публикой уже нет прежнего контакта. Последняя его опера — и он это прекрасно понимает — не захватила слушателей, не взяла их тотчас же в эмоциональный план, как это было прежде.

Конечно, кризис этот не находит никакого отражения ни в письмах, ни в отношениях с издателями, либреттистами и друзьями. Он всегда ревностно оберегал свою личную жизнь от посторонних глаз, и можно представить, как скрывает он свои чувства, сокровенные мысли, проявления нервозности теперь. Но по тому, как он держится с человеком, который живет рядом с ним, любит его, можно судить, как он напряжен, как раздирают его сомнения и проблемы. Плохое настроение вызвано и политической обстановкой в Италии — никак не решается римский вопрос, одно правительство сменяет другое. Гарибальди в тревоге кружит по всему полуострову, призывая патриотов объединиться и пойти на Рим. Все сейчас раздражает маэстро — и его возраст, и старые друзья, покидающие его, и отношение публики, и политика, и сам он — всегда недовольный, мрачный, неспособный заставить себя искать новые сюжеты для опер. И даже сельская тишина и смена времен года не радуют его больше.

Стреппони записывает в дневнике: «2 июля. Сегодня вечером опять буря из-за открытого окна и из-за того, что я попыталась успокоить его! Он вскипел, заявил, что прогонит всех слуг — они не выполняют своих обязанностей, а я поддерживаю их вместо того, чтобы быть на его стороне, когда он делает справедливейшие замечания. Но, боже милостивый, в таком гневе он видит промахи слуг словно в увеличительное стекло, но кто-то ведь должен защищать их, этих несчастных, к тому же вовсе и не таких уж плохих людей, если смотреть по существу. Господи, помоги ему успокоиться — я совсем исстрадалась и теряю голову». Теперь Верди превращается в тирана и по отношению к слугам, в суровейшего и нетерпимейшего тирана. Он бешено ругается из-за ошибок, невнимательности, неточностей, которые видны только ему одному. Когда Верди проходит по комнатам, все сразу же умолкают и исчезают. Стреппони тоже старается быть незаметной, не попадаться ему на глаза. И крестьяне стараются уйти подальше, стоит им завидеть худую, высокую, черную фигуру хозяина, идущего по тропинке, в тени платанов.