Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова - [43]

Когда жизнь под масками уже осталась далеко позади, Быстролетов искренне старался объяснить своим вероятным будущим читателям (рукописи пока что видели лишь немногие близкие люди, да еще машинистка, что перепечатывала их), чем жил когда-то:

«Мне тридцать лет, я силен и смел и способен смотреть только вперед. Пламенно верю в конечное торжество свободы, которая может быть только миром, перестроенным по-новому, и за это грядущее совершенство завтрашней и чужой жизни я радостно и гордо готов сегодня отдать свою. Эта великая вера движет меня сквозь пламя и годы, она искупит во мне всё временное и оставит вечное: в общей сокровищнице будущего счастья останется нечто, добытое и мною, человеком без лица и сердца, которого сегодняшние люди не поймут никогда, но завтрашние назовут мучеником и героем».[215]

…и очертить главные тяготы работы нелегала:

«Разведчик должен искренне верить в то, что говорит, иначе обязательно сфальшивит. Должен сначала вжиться в роль, потом полностью перевоплотиться… Та трудность, с которой не сталкиваются разведчики буржуазных стран: когда американец работает во Франции или француз в Америке, то каждый остается самим собой как человеческая личность – обе страны буржуазные, во внутренней ломке нет необходимости. А советский разведчик должен изменить в себе всё – привычки, вкусы, образ мыслей… Психологически это тяжело… Сложную разведывательную технику можно освоить и можно привыкнуть к постоянной опасности, но сжиться с насилием над собой невозможно. Только во внутреннем горении спасение и залог успеха и окончательной победы советского разведчика над его противником».[216]

Внутреннее горение – это вера в возможность преобразить существующий мир. Бойцы невидимого фронта защищают его лучшую часть – первое в истории народное государство, которым восхищаются честные люди на Западе.

«Дряхлому человечеству, в котором огонь угасает, вы несете в его бесплодную ночь, полную смертоносных снов, пламя нового дня, идеал, опирающийся на реальную действительность, и целые потоки молодой энергии, способной его осуществить», – чествовал Советский Союз нобелевский лауреат Ромен Роллан.

«Капитализм считает, что только личная нужда и страдания заставляют людей стремиться к достижениям. В ответ на это вы отбросили в сторону кнут, заменив его справедливостью, образованием и дружбой, – считал не менее знаменитый писатель Теодор Драйзер. – От результата вашего ответа будут зависеть радость, мир и духовный прогресс людей на тысячелетия вперед».

Антивоенные инициативы СССР впечатляли своей решительностью. При подготовке к Женевской конференции по ограничению вооружений советская сторона предложила неслыханное: проекты конвенций о всеобщем, полном и немедленном разоружении или прогрессивно-пропорциональном сокращении вооруженных сил. Даже буржуазная пресса отмечала моральное превосходство советской дипломатии.

«Я не коммунист по веским и обоснованным причинам личного характера, – признавался лидер британских лейбористов Джордж Лэнсбери. – Но всем сердцем я склоняюсь к тому, что предлагают русские».[217]

Экономические успехи страны социализма казались грандиозными. Достаточно было пролистать журнал «СССР на стройке» – он выходил на английском, немецком, французском и испанском языках. Цифры говорили за себя: всего за четыре с небольшим года советская промышленность и энергетика совершила феноменальный рывок вперед, появились сотни современных предприятий, и среди них – настоящие гиганты, впечатлявшие даже маститых фабрикантов.

Фоторепортажи с мест не могли обманывать: трудовой энтузиазм такого количества людей не срежиссируешь. В 1932 году, когда Быстролетова наградили «за беспощадную борьбу с контрреволюцией», на XVII съезде ВКП(б) было с гордостью заявлено, что «ленинский вопрос “кто – кого” решен против капитализма в пользу социализма полностью и бесповоротно». А слухи о массовом голоде… Британскому журналисту Гарету Джонсу не поверили даже в консервативных кругах – слишком невероятными выглядели его публикации. И Дмитрий Быстролетов не верил, пока во время очередного визита на родину не узнал правду от матери – да, под окнами ее дома в Анапе собирались беженцы из кубанских сел и станиц и на коленях молили о кусочке хлеба. Себя он тогда успокоил словами об исторической необходимости коллективизации:

«Сталин пошел на это ради будущего. Пройдет еще немного лет – и наша деревня станет самой зажиточной на земле!»[218]

Великая депрессия, охватившая западный мир, подстегивала рост интереса и симпатий к СССР. Миллионы безработных по одну сторону границы – и всё новые и новые свершения по другую. Ким Филби, будущий лучший советский агент в Англии, объяснял, почему он – сын видного колониального чиновника, выпускник Кембриджа, – изменил своей стране:

«Как только я пришел к выводу, что мир устроен чертовски несправедливо, передо мной встал вопрос о том, каким образом можно изменить создавшееся положение… Существовала прочная база левых сил – Советский Союз, и я полагал, что должен внести свою лепту в то, чтобы эта база продолжала существовать во что бы то ни стало».