Вербера. Ветер Перемен - [73]

– Не делать глупостей. Если Беран нашёл способ избавить тебя от поводка, ты им воспользуешься. Обещай.

Я хочу притвориться спящей, но Рравеш отчего-то непреклонен, теребит, ждёт ответа.

– Да, – говорю я, чтобы не спорить. Да и что значит простое согласие в сравнении с уже данной магической клятвой…

Глава 22

Утром комнату паладина-некроманта почтил своим визитом настоящий Беран. Да не один!

Я открыла глаза, как только отворилась собственноручно мною запертая вчера изнутри дверь, это я помнила даже во сне, и настороженно замерла. Вслед за хозяином дома, отчётливо скривившимся при виде меня в одной постели с некромантом, вошла высокая, стройная женщина. Я зацепилась взглядом сначала за иссиня-чёрные, вьющиеся волосы, а затем за очень светлые, практически бесцветные глаза. Её Императорское Величество Киррея. Возможно, надо было как-то поприветствовать венценосную особу, но я растерялась – выскакивать голышом из-под одеяла как-то неловко, а лёжа реверанс не изобразишь…

– Рравеш, – мелодично тем временем то ли позвала, то ли просто констатировала факт гостья. Усмехнулась: – Кажется, я пропустила какой-то модный тренд – теперь у каждой девушки должен быть свой Рравеш?

Каюсь, сначала я подумала, что императрица того. Спятила. А может, всегда была такой, недаром шептались люди про её потусторонний взгляд… потом неожиданно поняла – она уже встречалась с королевой Иррийной и её “Рравешем”. Интересно, что они ей рассказали?

– Ваше Величество, – настоящий – мой? – Рравеш сел в постели, и умудрился-таки изобразить поклон сидя.

Киррея молча отвернулась, Беран, помедлив, последовал её примеру, и мы с паладином спешно оделись. И хотя я ни капельки не жалела, что пришла к Кристиану, и готова была, если надо, на главной площади об этом кричать, всё равно чувствовала неловкость. В истинном облике тело слушалось куда хуже, и щёки, несмотря на весь мой внутренний протест, пылали очень сильно. А сменить облик я не решилась, вдруг это оскорбление императорской особы?

Паладин справился с одеждой быстрее, и даже успел помочь мне застегнуть пару пуговиц на рубашке, и нежно провести рукой по щеке, ещё больше смущая.

– Смею надеяться, что это не тренд, а досадное недоразумение, которое скоро разрешится, – сказал он, когда, наконец, с одеванием было покончено, и вот никаких сомнений не могло возникнуть – разрешится недоразумение смертью того метаморфа.

Императрица повернулась, скользнула внимательным взглядом по паладину – мне померещилось, что глаза её стали серебряными с синими и золотистыми искрами, и выдала:

– Тот был тухлый и тёмный. А ты горишь, Кристиан. Очень красиво горишь. И очень страшно. И ты, – внимательный взгляд на меня, и теперь я уже точно вижу, что глаза стали серебристо-синими, с золотыми искрами внутри, – ты тоже горишь. Но он сильнее.

Она замолкает, пытливо меня разглядывая, я почти физически чувствую взгляд – кажется “видеть насквозь” в случае с императрицей отнюдь не метафора.

– Это Вербера, моя дочь, – сухо поясняет Беран. Я недовольно хмурюсь, ибо не хочу быть кому-либо представлена как его дочь, уж в истинном облике так и подавно, но уже, кажется, ничего не исправишь. – Она – метаморф, – зачем-то добавляет маг. Впрочем, вряд ли ему позволено утаивать хоть что-то от императора и императрицы, да и мне, если уж на то пошло, тоже.

– Некромант и метаморф, – чуть улыбается Киррея, а глаза её снова становятся бесцветными. – Опасное сочетание, как показала история… Ты хотел встретиться со мной, Кристиан Рравеш. Я рада, что ты жив, и я тебя слушаю.

Быстрый взгляд императрицы на Берана, и тот протягивает мне руку:

– Ирби, идём.

Похоже, Киррея и Рравеш собираются секретничать, и мне должно быть всё равно, но неожиданно очень обидно. И до последнего – до самой двери – я жду, что паладин что-нибудь скажет, из серии “Ирби может остаться”, но нет. Тишина. Разве что ощущается недовольство мага, руку которого я проигнорировала.

И ему, оказывается, было что сказать:

– Он позвал тебя поводком? – спросил Беран, как только закрыл дверь, и, кажется, скрипнул зубами.

Правда была настолько далека от этого предположения, что я даже не сразу поняла, на что намекает и к чему клонит мой, как оказалось, отец. Ответила с вызовом:

– Нет. Я сама пришла к нему. Я хотела быть с ним.

– Зачем, Ирби? – тихо спрашивает маг.

Хочется съязвить, спросить, а зачем он двадцать четыре года назад с моей матерью грешил, но… мысленно набравшись у Рравеша смелости, повторяю ночной ответ паладина:

– Влюбилась.

Определённо, у верховного мага что-то скрипит. То ли блестящие кожаные сапоги, то ли зубы. Может, конечно, широкие деревянные перила отполированы горничными не только до блеска, но и до скрипа…

– Некромант – это совсем не тот человек, что был до обряда, – снова принимается за своё маг. Странное у него понятие об отцовских обязанностях. Тот, кого я много лет считала отцом, читал мне куда меньше нотаций на единицу времени. Впрочем, возможно, ему было просто всё равно, что со мной произойдёт? – Можно сказать, что некромант уже и не человек вовсе. Нечисть!

Какой смешной аргумент, право слово.