Веранда в лесу - [82]

Ч е ш к о в. Гидроочистный?

Г о л о с. Слушаю.

Ч е ш к о в. Вспомогательный?

Г о л о с. Есть, слышу.

Ч е ш к о в. Термообрубной?

П о д к л ю ч н и к о в. Отлично вас слышу. Просто, знаете, великолепно слышу вас!

В лихорадочных делах минул месяц. Однажды  П о л у э к т о в а  остановил возмущенный  Р я б и н и н.

Р я б и н и н (сдерживая гнев). На какой номер сданы рамы?

П о л у э к т о в (флегматично). На семнадцатый.

Р я б и н и н. Про пятьсот тонн не спрашиваю, знаю, их все равно не будет. Но рамы на девятнадцатый номер экскаватора должны быть! Вы говорили с Чешковым?

П о л у э к т о в (буднично, флегматично). Да я ничего не могу ему втолковать. Мне кажется, он растерян. На звонки не отвечает. Надо ехать, собирать командный состав и выжимать из них все возможное. Тонн триста, я думаю, выжмем.

Р я б и н и н (помолчав). Едем!

Ч е ш к о в  в это время слушает телефонную трубку — отчаяние светится в глазах, но успевает подписывать бумаги, которые подает  Щ е г о л е в а. Масса людей рассредоточилась в кабинете: какие-то люди в галстуках за большим столом, посредине, неприкаянно, М о л о д а я  ж е н щ и н а  в чистом халате, Л у ч к о  в спецовке. Притулившись где-то, торопливо пишет что-то  Р ы ж у х и н.

Ч е ш к о в (в трубку). Да. (Щеголевой.) Поедете по заводам.

Щ е г о л е в а. Трудно вообразить…

Ч е ш к о в. Что трудно вообразить?

Щ е г о л е в а. Не могу. Не поеду никуда. Вы замотали меня.

Ч е ш к о в (в трубку). Садитесь на них. Возьмите их за горло. (Щеголевой. Строго.) Что трудно вообразить?

Щ е г о л е в а. Трудно вообразить, что весна, что нельзя сесть в электричку и поехать в какое-нибудь банальное кино.

Ч е ш к о в. Поедете по заводам. Стойте здесь! Вы нужны. (В трубку.) Это не последний раз, Захар Леонидович, и не предпоследний. Но потом мы никогда не будем разговаривать на таком языке. А сейчас я вам от бессилия говорю: возьмите их за горло. Ночуйте в корпусе.

Р ы ж у х и н (подходит с бумагой). Извольте. Это предел.

Ч е ш к о в (в трубку). Подождите. (Читает бумагу.) Гоните рамы! Рамы, Валентин Петрович! (В трубку.) На что мы можем рассчитывать к концу дня? Жду вас сюда. (Кладет трубку. Смотрит на женщину.) Что вы хотите?

Ж е н щ и н а (волнуясь). Я плановик. Из гидроочистки.

Ч е ш к о в (нетерпеливо). Прекрасно.

Ж е н щ и н а. Вы были утром в конторе мастеров и видели моего мальчика, Валерика, он сидел на столе…

Ч е ш к о в (внимательно смотрит на нее. В нем все время как бы находится посылающий постоянные импульсы датчик: «Внимание, внимание!» Он словно все время боится пропустить какую-то очень важную информацию). Сидел, да. Мальчик. В матросском костюмчике.

Ж е н щ и н а (со слезами в голосе). Вы на меня так посмотрели… Я поняла, как посмотрели… А мне некуда ребенка деть! Можете приказ писать, что угодно, вы все можете, но прежде бы могли моей семейной жизнью поинтересоваться…

Ч е ш к о в. Как вас зовут?

Ж е н щ и н а. Татьяна. Цветкова.

Ч е ш к о в. Идите, Татьяна, и спокойно работайте. (И сразу обернулся к Лучко.) Вы отливаете лопасти. Вес одной лопасти четырнадцать тонн. Те, кто готовил технологию, скопировали все с «Электростали». Я это видел, я был у них. Это труд адский, каторжный. Предлагаю отливку в блоках.

Лучко смотрит на Рыжухина. Тот невесел. Входит секретарь  Н а т а л ь я  И в а н о в н а.

Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Письмо из Тихвина. (Отдает письмо.)

Ч е ш к о в (внезапно). Что вы еще хотите, Татьяна?

Ж е н щ и н а. А почему вы смотрели на меня так?

Ч е ш к о в (без улыбки). У вас очень хорошее лицо. (Снова Лучко.) Есть люди, которые своими руками способны сделать все, на что способна инженерная мысль. Речь идет о рабочем человеке. О самом надежном человеке. Мы мыслим теоретически — вы делаете. Тревожат вас геометрические размеры?

Л у ч к о (после огромной паузы). Нет.

Ч е ш к о в (женщине, еще стоящей рядом). В чем дело?

Ж е н щ и н а (показывая на свое лицо). Это правда?

Ч е ш к о в. У меня не было других причин смотреть на вас.

Ж е н щ и н а  уходит. Рыжухин, махнув рукой, направляется к выходу.

(Вслед.) К утру жду соображений по графику.

Рыжухин смотрит с ненавистью. Входит  З а в ь я л о в а.

З а в ь я л о в а. Звоните Полуэктову! Он оборвал телефоны.

Ч е ш к о в (сразу мрачно). Мне сегодня нечего сказать Полуэктову. Завтра — тоже. Нечего, Надежда Ивановна.

З а в ь я л о в а. Позвоните! Он может откорректировать план, и мы спасены. В конце концов, он даст вам совет.

Ч е ш к о в  (с легкой задумчивостью). Да, конечно, советы Гаврилы Романыча очень точны, они всегда исходят из очень точных шаблонов…

Входят  к о м а н д и р ы. Впереди дородный  Б ы к о в.

Н а т а л ь я  И в а н о в н а. Что это?! Зачем собраны люди?

Б ы к о в. Звонил Полуэктов, приказано собрать командиров.

Ч е ш к о в (спокойно, негромко). Зачем?

Б ы к о в. По-моему, ясно. Последняя декада.

Входит  М а н а г а р о в.

Ч е ш к о в. Вы не должны были этого делать.

Б ы к о в. Да, но Полуэктов и Рябинин уже едут сюда.

Ч е ш к о в (смотрит на входящих. Во взгляде появляется что-то скорбное. Тихо). Это бестактность.

М а н а г а р о в (с тревогой. Тихо). Такова практика, Алексей Георгиевич. Не делайте опрометчивых поступков.