Веранда в лесу - [175]

Д ж о р д ж. Я это понял.

Г р е г о р и. Доктора уже тогда обратили внимание на некоторое своеобразие снимка и сделали здесь пометку об этом.

Д ж о р д ж (настораживаясь). Какое своеобразие, сэр?

Г р е г о р и. Это чисто медицинский аспект. Здесь также сказано, что вас мгновенно научили читать.

Д ж о р д ж (невольно улыбнувшись). Счастливейший день, сэр, когда я узнал тайну алфавита! Ходил и читал вывески. А весь первый день вслух читал родителям книгу. Была жива мама, от счастья она плакала. Вечером мама позвонила родственникам и рассказала, как хорошо я читаю.

Г р е г о р и. В любой семье есть многообещающий ребенок.

Д ж о р д ж. Вы правы, но все-таки я читал лучше других, более бегло, это заметили не только родители, но и соседи. Поэтому, не стану скрывать, сэр, мне странно, что я до сих пор не получил профессии. Мой друг Джимми пять часов назад вышел из этого здания готовым дипломированным металлургом. Это была его мечта, и она осуществилась.

Г р е г о р и. Сядьте. Я вам говорил час назад, что вы прирожденный гравитационник, но вы подняли крик, поставили меня в дурацкое положение. За двадцать лет работы в Центре образования впервые встречаю такого законченного идиота. Тут сказано, что вы хотите стать программистом вычислительных машин. Вы еще не передумали?

Д ж о р д ж (садясь, собранно). Нет, сэр.

Г р е г о р и. Почему вы хотите стать программистом?

Д ж о р д ж. Мне нравится эта профессия.

Г р е г о р и. Откуда знаете, что она вам понравится?

Д ж о р д ж. Простите, но вы хотите меня запугать.

Г р е г о р и. Отвечайте на вопрос, Джордж. Небось думаете, вас тут же заберет какая-нибудь планета класса «А»?

Д ж о р д ж. У программистов на это большие шансы. Но если бы оставили на Земле, работа эта мне все равно бы понравилась. Я не лгу, сэр, честное слово, не лгу.

Г р е г о р и. Допустим, но откуда вы это знаете?

Д ж о р д ж. Я читал о программировании, сэр. Да, сэр! Купил книгу на эту тему и изучил ее.

Г р е г о р и (молчит, удивленно глядя на Джорджа). Книгу для дипломированных программистов?

Д ж о р д ж. Да, сэр.

Г р е г о р и. Но вы же не могли понять, что там написано.

Д ж о р д ж. Да, вначале. Но я достал другие книги по математике и электронике и разобрался, насколько мог. Конечно, я знаю не так уж много, но достаточно, чтобы понять.

Г р е г о р и. Зачем вы это делали, друг мой? Как бы вас ни привлекла та или иная профессия, вы не получите ее, если устройство вашего мозга делает вас пригодным для занятий иного рода. Каждый мозг индивидуален, и мы стараемся учитывать это в пределах плановой потребности на специалистов каждой профессии. Вам ведь известно это?

Д ж о р д ж (осторожно). Я слышал.

Г р е г о р и. Так поверьте, что это правда! Повлиять на строение мозга, упорно о чем-то думая, невозможно. Кто вам посоветовал делать это?

Д ж о р д ж (уныло). Никто. Моя собственная идея.

Г р е г о р и. А кто знал об этих ваших занятиях?

Д ж о р д ж. Никто.

Г р е г о р и. А почему вы скрывали ваши занятия?

Д ж о р д ж. Думал, будут смеяться. Джимми, когда я лишь намекнул на возможность черпать знания, так сказать, вручную, до того хохотал, что мы подрались. Все считают — зачем, если придет день и за десять минут научишься всему сразу. Лучше — спорт, телевизор, а некоторые предпочитают детективы или увлекаются танцами. Ведь время между Днем чтения и Днем образования предназначено для так называемого гармонического развития личности.

Грегори что-то молча записывает.

Наверно, сэр, я не должен был признаваться, что тайком читал? Да? Проклятое тщеславие! Вы принимаете меня за карьериста? Да? Полагаю, ничего не получится? Да? Я не буду программистом?

Г р е г о р и (закрывая папку). Идите вы ко всем чертям, а точнее — идите в комнату 15-С. Туда я отправляю ваши документы. Вас там ждут. И все объяснят. Делайте то, что сказано.

Слышится очень тихий голос по радио: «Доктор Антонелли, доктор Антонелли, к вам направляется объект 2-7. Внимание всех служб: до закрытия Центра образования остается 14 минут 41 секунда».

Освещается комната 15-С. А н т о н е л л и  в кресле просматривает папку. На полу сидит  М а р и я. На ней узенькие джинсы и белая кофточка, в руке окарина. Усталый голос так тих, что кажется равнодушным.

М а р и я. Скоро полетим?

А н т о н е л л и. Да. Не мешай. Нужно дождаться одного парня.

М а р и я. Он такой же? (Стучит себя по лбу.)

А н т о н е л л и. Примерно.

М а р и я (играет что-то из «Кармен», задумывается). Что вы скажете моей маме?

А н т о н е л л и. Уладим. Что играешь? Это что-то старинное?

М а р и я (кивнув, молча разглядывает окарину). Больше всего ее раздражают мои кеды. Они, бессовестные, все время почему-то оказываются на столе. Это очень старая проблема. Но это действительно удобно. Люблю развал, все легко найти. Меня такой беспорядок ужасно вдохновляет. Дело не только в кедах. Вечная проблема, борьба отцов и детей. Ей, видите, нужно срочно знать, где пропадаю и почему поздно прихожу, а я сажусь и молчу, у меня стихи в голове, нужно записать. Я ее понимаю, мы же редко видимся, и я ее ужасно люблю, но она мне мешает в данную минуту. Ситуация какая-то неразрешимая. Мы живем на окраине, так далеко, что бывает безразлично, в какую сторону ехать, все равно в конце концов я попадаю домой, но, конечно, уходит много времени. Ей нравится, когда мы садимся, играем в четыре руки, потом моем кошку, ложимся и читаем. Мне это тоже нравится, но если долго бродишь, особенно в дождь, стихи сочиняются сами по себе, их можно забыть. Она мне так не доверяет! Это больше всего меня мучает. Ведь откровенность можно вызвать только доверием, доверие вообще нормальное состояние, а когда начинают расковыривать, то хочется залить рот свинцом. Я ведь давно взрослая! Хожу по улицам, ищу грустные лица, читаю им стихи, это естественно, у любой женщины потребность спасать. Ты поговоришь с ним, он улыбнется. Иногда думаю: господи, неужели никогда по-настоящему не влюблюсь? Хожу по улицам, всматриваюсь в лица. А все-таки что вы ей скажете? Она так занята, что не смогла сегодня прийти со мной.