Веранда в лесу - [170]
Он переламывает ружье, смотрит в стволы.
Чо надумал, я спрашиваю?
С а в е л и й. Завтра пойду мяса добуду. Котомочку готовь.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а (недоверчиво). И куда ж пойдешь?
С а в е л и й (помолчав). Стели постель, Лёля. Спать будем.
Она идет наверх, расстилает постель. Он еще с минуту возится с ружьем и идет к ней. Начинает раздеваться. Она следит за ним и тоже раздевается. Ложатся.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Куда пойдешь-то?
С а в е л и й. На Тукулик уйду. По льду пойду.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а (все еще недоверчиво). Далеко…
С а в е л и й. Ближе не разрешается.
Молчат. Свет чуть меркнет.
Лёля, можно тебя спросить?
Е л е н а Н и к а н о р о в н а (настороженно). Про что?
С а в е л и й. Ты помнишь того кузнеца?
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Какого кузнеца?
С а в е л и й. Ну, того кузнеца… Неужели не помнишь того кузнеца? Мы еще на покос ездили.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а (молчит некоторое время). На какой покос? Не понимаю, про что ты говоришь, Савелий.
С а в е л и й. Ну как же так, Лёля! (Поднимается, тихий, взволнованный.) Нам дали разрешение косить за Барабинским хутором. Неужели не помнишь? Целая компания собралась, и там кузнец был. Он к тебе еще приставал, а я его припугнул.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Так он вовсе не кузнец был, он был механизатор из МТС.
С а в е л и й. Он был механизатор и кузнец, он же сам говорил. И тебе и мне, мы сидели вместе. Как же ты позабыла?
Е л е н а Н и к а н о р о в н а (равнодушно). Так ведь давно было.
С а в е л и й. Давно, конечно, мы с тобой второй год жили.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а (для нее это почему-то важно). Первый!
С а в е л и й. Второй, Лёля. Он все время к тебе приставал, а я предъявил ему пару слов.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а (вдруг стараясь польстить ему). Помню. Ты его сразу отшил от меня. Зачем ты про это вспомнил?
С а в е л и й. Я хотел спросить: у тебя что-нибудь было с этим мужиком, с кузнецом этим?
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Я вижу, у тебя совсем ум за разум заходит! Он же мне совсем незнакомый человек, тот кузнец! И ты был каждую минуту рядом. Как у тебя язык поворачивается?
С а в е л и й (рассмеявшись тихо). Все позабыла, Лёля! Я же потом ушел, хотел случаем воспользоваться. Помнишь, на охоту пошел? Сутки ходил. Козу притащил, мы из той козы похлебку варили и домой мяса принесли. А я ровно сутки отсутствовал.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Про мясо помню, а что уходил, этого, по-моему, не было.
С а в е л и й. Было, Лёля, было!
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Значит, подозреваешь меня, Савелий?
С а в е л и й. Да не подозреваю вовсе. Я тогда ничо не заметил, а потом почему-то подумал. Ну, раз сердишься, давай спать.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Дурачок! Все у нас с тобой хорошо.
Он закрыл глаза, открыл, смотрит в потолок. Оркестр играет победу. Он слушает внимательно. Она встала, оделась, спускается вниз, уходит в глубину. Свет переходит в кухню. Она приносит швейную машинку, ставит, начинает шить белую рубаху. Оркестр умолк. Из тьмы на край площадки выходит Ш е с т е р н и к о в, смотрит на нее. Она встает, прикладывает эту длинную, похожую на саван, белую рубаху к себе, поворачивается, словно смотрится в зеркало, примеряя длину. Шестерников опустился на табурет. В кухню входят К е х а и Ч у п и к о в. Приносят бутылку, садятся у стола. Смотрят друг на друга.
Ш е с т е р н и к о в (негромко, спокойно, печально). Савелию в эту ночь сон пришел. Будто в Давшу приехала милиция на мотоциклах. Не меньше взвода. Закуржавели, замерзли. Искали злостных алиментщиков на побережьях. И все милиционеры походили на коменданта Кеху. Все как один. Савелий их предупредил, что алиментщиков расстреливать будет лично сам, затем повел в источник греться. Он мне рассказывал смущенно: они разделись догола, он их помыл. Они пригнали грузовик. Уселись Неля, Оксана и он, Савелий. Сон вещий. Наутро поехали за поросятами. (Показывает.) А вечером эти двое пришли к ней. Она гнала, они не слушались.
К е х а и Ч у п и к о в наливают. Шестерников в тени.
Ч у п и к о в. Дай грибочков солененьких.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Не дам.
К е х а (смеется). Шел бы спать. Совсем косой! Отдохни!
Ч у п и к о в. Я москвич! Мне б денег на дорогу… Там народ особый. Мастеровые люди. У всех товарищеские отношения. Я вот на раскладушке отдохну. (Уходит в глубину.)
Е л е н а Н и к а н о р о в н а (смотрит вслед ему). Уйди, Иннокентий.
К е х а. Ты чо — боишься меня?
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Боюсь, не боюсь, а ступай.
К е х а. У меня сидели, я дочку уложил, шуметь нельзя.
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Уведи его и сам уходи.
К е х а. Выпей со мной. Как друга прошу. Грустно мне! Ты ж моя сотрудница, такой фундамент отгрохали, уважь меня.
Она берет стакан. Пригубив, ставит на стол.
Не уважаешь, выходит?
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Уважаю. (Крикнула.) Уйди! Спать хочу.
Посмотрев на нее внимательно, Кеха идет в глубину. Она встает, прибирает шитье. Кеха возвращается.
К е х а. Упал Петро. Мертвый лежит. Не сдвинешь!
Е л е н а Н и к а н о р о в н а. Пусть лежит. Уходи, кому сказано?