Веранда в лесу - [167]

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Устала я.

К е х а. Вот и отдохните. Куда торопиться?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Куры у меня не кормлены. (Останавливается. Со вздохом садится на валун, отдыхает.)

К е х а (останавливается, смотрит на нее). Будь у меня такая жена, мне бы ничего больше не надо.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (сурово). У тебя хорошая жена. Не болтай. Я б не могла быть твоей женой, потому что ты моложе меня. (Прикрыла глаза, поглаживает усталые ноги.)

К е х а. О чем мечтаете все время, скажите мне?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. О жизни. Думаю, сколь нам заплатят, когда фундамент выстроим. Надо Савелию рубаху шить, белье, себе кофту. Зимой надо и о весне думать.

К е х а. Первый муж у вас был хороший?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Хороший. Он меня девушкой взял, ни о чем не советовался. Считал, если женщина, то ума нет. А в остальном был хороший, непьющий.

К е х а. Я так полагаю, вы его не любили.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Я тогда не понимала, что такое любовь, жила и жила. Нечего нам про любовь говорить, Иннокентий. Для нас с тобой этот разговор бесполезный.

К е х а (сразу и как-то легко). Это понимаю. Я уже понял, какая вы женщина. У меня никаких особенных планов нет.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (помолчав). Что про меня понял?

К е х а. Вы женщина такая, вы баловства не допустите.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (встает, смотрит на него). Ты хороший работник. Застегнись. Слышишь? А то Савелий простыл тут с тобой, и ты простынешь. Савелий никогда не бережется. (Протянула руку, застегивает пуговицу на его телогрейке.)

К е х а. А все же любовь на свете существует. Никто, конечно, в точности не знает, сколько раз можно любить. Но фактически, говорят, любить можно три раза. У нас на автобазе начальник был, до трех раз, говорил, можно.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (села вдруг, с интересом). Почему так?

К е х а. Так он считал. Он трех любил. Вы сколько любили?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (неожиданно просто). У меня было много мужчин. Я семь лет прожила вдовой, за мной многие ухаживали, но я сама себе хозяйкой была, потому что изучила мужчин. Бывало, в доме ничего, кроме картошечки, нету, а они все одинаковые, все эгоисты.

К е х а. Савелий знает про то?

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Не спрашивал. Все спрашивают, а он ни разу. У него другие мысли. Слыхал, каким манером он медведя на Голоустной запорол? Про это многие знают. Он с ним один на один оказался, лег под него по эвенкийскому обычаю и живот разрезал. А люди с лодки смотрели и боялись подплыть. (Чуть помолчав.) Болеет, жалко его. (Встает.) Пойду.

Идут рядом, потом  К е х а  исчезает. Она сзывает кур: «Цып, цып, цып!» Замирает вдруг. Слышен сердитый голос Савелия: «Уходи, уходи к чертовой матери! Знать тебя не знаю! Вон уходи!» В кухне — свет. Взлохмаченный, в полушубке и белых подштанниках, в валенках, С а в е л и й  стоит перед бледным  Ч у п и к о в ы м.

Ч у п и к о в. (тихо). Ты подлец!

С а в е л и й (орет). Сам подлый! Уматывай, не хочу говорить. Бухгалтером работаешь, а дурак дураком. Пошел, пошел!

Ч у п и к о в  выскакивает, сталкиваясь с Еленой Никаноровной. Савелий ходит мрачно. Она смотрит на него.

(Хватает шапку, забытую Чупиковым. Кричит.) Шапку возьми! Ушел, проклятый! Я ему устрою, попомнит меня!

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Чо случилось, Савелий?

С а в е л и й. Ничо. (Ходит рассерженный.) Пустяки.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Вы чо, подрались?

С а в е л и й (бормочет). Еще б минута, и подрались.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Ты ж больной! Как лечить тебя?!

С а в е л и й. Давай чай пить. Я самовар поставил. (Садится за стол.) Шинелку носил, а справедливости не понимает.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. Из-за чего все это, Савелий?

С а в е л и й. Из-за Рузвельта. Ну, из-за президента.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (изумленно). Чо — других забот нет?

С а в е л и й (горячась). Рузвельт был капиталист, но был полезный капиталист. Все наше правительство в войну уважало! Вот Черчилль — гнида, не спорю.

У дома появился  Ч у п и к о в, останавливается.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а (увидев его, мужу). Пойди, отдай шапку.

С а в е л и й (выходит). На, Чупиков, бери шапку. Так нельзя. Справедливость нужна. Рузвельт тоже человек!

Ч у п и к о в. Я к тебе не за тем приходил. Советоваться хотел.

С а в е л и й. О чем? Говори. Чего молчишь?

Ч у п и к о в. Марина домой просится.

С а в е л и й (сразу). Не пускай. (Строго.) Ни-ни!

Ч у п и к о в. Намерен пустить.

С а в е л и й. Характер должен быть мужской, Петро!

Ч у п и к о в. Дело не в характере. Однорукий я. Мне ее когда под Вязьмой оторвало… (Молчит.) Разрешу вернуться.

С а в е л и й (подумал). Сегодня не смей.

Ч у п и к о в. Какая разница!

С а в е л и й. А такая! Решил — ладно. Но помарьяжить надо.

Ч у п и к о в  надел шапку, уходит. Савелий вернулся в дом.

Е л е н а  Н и к а н о р о в н а. О чем говорили?

С а в е л и й. Мужской разговор, Лёля, тебе знать не нужно.

Появился  Ш е с т е р н и к о в. Входит в дом. Савелий смущенно прикрывает подштанники полушубком.

Ш е с т е р н и к о в. Я на минуту, по делу, здравствуйте. На днях откроется путь по льду. Договорился в лесничестве, дадут грузовик ехать за поросятами.