Веранда в лесу - [135]
Ц ы р е н ж а п о в а. Все?
П л и н е р. Все! И в какой-то мере это закономерно. Девочка, если протест против нового, ну, скажем, не протест, скажем — если осторожность к новому не приобретает уродливых форм, она закономерна. (Снова открывает бутылку. Разливает шампанское и продолжает.) Если говорить людям, что пробить ничего нельзя, это будет неправда, ложь. Для этого нам и дана жизнь, чтобы за что-то бороться. Но если станем утверждать, что новое легко пробивается, мы тем самым будем разоружать людей, а человек должен быть сильным, готовым к борьбе, имеющим терпение. Тогда это боец. Нам очень нужны бойцы! Вот за это мы с вами выпьем, но я немного устал, и я должен договорить… (Грустно улыбаясь, садится.) Знаете, сколько организаций у нас интересуются безопасностью? Тридцать пять или тридцать семь… И есть очень мощные! Пожарники, профсоюзы, Министерство внутренних дел, врачи, просто врачи и санитарные врачи… Инспекция водная, железнодорожная… Всех надо убедить! Спроектировали контейнер, построили, загрузили взрывчаткой, после загрузили контейнерами вагоны… И на небольшой веточке, но на очень большой скорости мы эти вагоны столкнули! И это было самое тяжкое — пробить опыт! Тут кровь лилась! Не хочется вспоминать… Все ждали взрыва. Вагоны столкнулись, разбились, а взрыва не произошло. Словом, за эти годы мы уже сэкономили для государства несколько миллионов рублей. И сами неплохо заработали: я получил триста, Старосельский триста и два сотрудника по триста… Но все это сделал Старосельский! (Встает, поднимает бокал.) Ну?
Улыбаясь, она отрицательно качает головой.
Не хотите?
Ц ы р е н ж а п о в а. Я хочу подождать. Можно?
П л и н е р (нехотя ставит бокал. Пройдясь, оборачивается к ней). Он придет не один. Он притащит кучу людей. Он ничего сегодня не успел. Еще будет много работы и разговоров… Вы понимаете, что хочу сказать?
Она кивает, продолжая сидеть.
Здесь будет шум и крик до утра! И это хорошо!
Она встает, он смотрит на нее.
Ц ы р е н ж а п о в а. Я пойду.
Он улыбается, всем своим видом благодаря и отпуская ее. Она подходит, протягивает руку.
П л и н е р (держа ее руку в своей). Всего вам доброго, удачи и счастья. Если что надо, звоните. Мало ли что… Если я вас понял, вы такая, что сами ничего никогда не попросите… Таким людям надо помогать. (Отпуская ее руку.) Скажу вам, что я вспомнил сейчас… В августе тысяча девятьсот сорок второго года в нашем море появился гитлеровский линкор «Адмирал Шеер». Этот проклятый линкор потопил один ледокольный пароход. Взял в плен часть команды, обстрелял остров Медвежий, появились первые раненые и убитые… Но в порту острова Медвежий, на наше счастье, была одна-единственная пушка. Она выстрелила, прямое попадание, линкор испугался и ушел. (Улыбаясь.) Представляете, куда фашисты забрались? В Заполярье! Почему? Именно через эти воды мы вели тогда снабжение Комплекса. Можно, Елена Саввишна, сказать так: если наши враги не любят наше снабжение, значит, мы тоже чего-то стоим! (Улыбаясь, он несколько церемонно, по-стариковски кланяется ей.)
И Ц ы р е н ж а п о в а уходит. Плинер бродит по кабинету. Лицо его сейчас озабоченное, строгое, он жестикулирует, молча разговаривает сам с собой. Вдруг, глубоко задумавшись, садится и, чем-то потрясенный, покачивает головой. Входит С т а р о с е л ь с к и й, садится рядом.
(Помолчав.) Все?
С т а р о с е л ь с к и й. Все.
С в е т г а с н е т.
1975
ВЕРАНДА В ЛЕСУ
Драма в двух действиях
С в е т л а н а Н и к о л а е в н а, 39 лет.
Л и д а, 28 лет }
К а т я, 24 года } — ее падчерицы
К о л я — ее сын, 18 лет.
П а х о м о в, 38 лет.
А н я — его жена, 30 лет.
Ч е л о з н о в, 42 года.
Ч е р в о н и щ е н к о, 53 года.
К о р о в и н, 58 лет.
М о р я г и н, 36 лет.
Т а т ь я н а Я к о в л е в н а — его мать, 65 лет.
С т а р ы й ц ы г а н.
Ц ы г а н в ж и л е т к е.
М о л о д о й ц ы г а н.
М о л о д а я ц ы г а н к а.
Ц ы г а н е.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Лес темен, густ, зажал веранду. Мебель на веранде плетеная, старая. Ступени ведут на поляну. Солнце в зените, бьет сверху, все светло. В глубине за шторами — комнаты. На ступеньке сидит С в е т л а н а Н и к о л а е в н а в джинсах, курит. М о р я г и н стоит у барьера. Он в форме лесной охраны, у него небольшая борода. В качалке замерла К а т я. Из комнат выходит Л и д а. Приносит скатерть и медленно, медленно расстилает.
М о р я г и н. Слишком много солнца, слишком много солнечных дней. Мало осадков. И летит пух осины по всему заповеднику. Это же порох. Странное, необычное лето! Из-за высокой пожарной опасности люди мои давно на пределе. На вышках дежурства весь световой день. Патрулирование круглые сутки. Не соображу даже, что еще можно сделать…
Л и д а. Ничего не надо, Василий Гаврилыч.
К а т я. Как страшно ты говоришь, Лида. Страшно!
Л и д а. Надо ждать. Надо набраться терпения.
К а т я. Не понимаю тебя. Не могу понять.
Лида садится в стороне, берет книгу.
Вчера вы обе волновались, и ты, и мама, сегодня делаете вид, что спокойны. Для кого? Есть реальность: Коля ушел во вторник, сегодня суббота — и Коли нет. Разве нормально? С тех пор как умер папа, я ненавижу субботы.