Вера Штольц и всего лишь несколько дней - [2]

– Ребенок – это конец нормальной личной жизни, это вообще конец любой жизни, – так думал он о детях, и так считали все его знакомые из ближайшего окружения, причем и те, у кого дети уже были. – Хорошо еще, что можно оттягивать появление наследника до последнего момента. В конце концов, мне всего-то двадцать девять! Жизнь только начинается! Нельзя же бездарно растрачивать себя на всякую ерунду! – аргументировано убеждал себя Кирилл. Аргументы были основательными и, что сказать, – современными, почти как нравиться мужчинам.

Кирюша в очередной раз отметил про себя, что: «Верка-то очень даже ничего, и при случае можно пересечься – кофе, чай, потанцуем и т. д.», но уже через секунду забыл об этом, переключившись на другое и на других – в ряду заманчивых девушек Верочка была явно не на первом месте. Потом он вспомнил, что у Веры сегодня день рождения, однако решил поздравить ее вместе со всеми остальными, тем более, что обязанность купить цветы и подарок для именинницы лежала на бухгалтере – Фиалке Марфовне, которая должна была тоже вскоре появиться на работе – с отчетом наперевес.

Фиалка Марфовна была всеми уважаемой дамой лет сорока пяти, чей непререкаемый авторитет покоился на знании жизни, как неизбежной рутины, мужчин – как изменников и предателей, и бухгалтерии – как самой важной составляющей работы всех тех, кто работает. Эта жизненная философия, которую она называла: «Моя жизненная философия», позволяла ей чувствовать себя уверенно в любой ситуации, в том числе и в офисе – а где же еще! Офис вообще был весь в ее власти – она постоянно поучала и «развивала» директора, спокойно презирала Кирюшу: «Ах, он такой красавчик! Да, да, хоть я его и презираю, потому что ну не может быть дельным такой красавчик!», и покровительствовала Вере.

У себя в семье Фиалка Марфовна уже давно навязала железный тевтонский порядок и такую же дисциплину всем родным, в связи с чем муж и дочка весьма побаивались ей перечить, избегали споров и конфликтов, жене и маме попусту не прекословили, а тихо делали по-своему, но так, чтобы никто не догадался. Фиалка Марфовна, наверное, сильно бы удивилась, узнав, что ее дорогой и услужливый супруг втайне ссужает часть своей зарплаты своей бывшей жене, а такая примерная отличница пятнадцатилетняя дочь Катя встречается, не сказав ей ни слова, с первым сорвиголовой и хулиганом школы, двоечником Мишей. Но домашние страстно оберегали свои секреты, позволяя Фиалке Марфовне думать, что «все под контролем», чем и сохраняли ее здоровье и душевное спокойствие.

Сейчас Фиалка Марфовна выбирала Вере цветы, попутно уже в тысячный раз мысленно перемывая косточки всем знакомым и незнакомым мужчинам, женщинам и даже собакам, которые тоже виноваты. И знают, почему.

– Как ни крути, а весь офис держится только на мне, – думала Фиалка Марфовна, – а мужикам ничего нельзя поручить, даже самое простое. Вот, какие бы цветы выбрал Сан Саныч – директор? Точно, букет гладиолусов с дачи бы приволок! А этот выскочка Кирилл? Этот купил бы охапку больших, дорогущих и таких непрактичных роз, даже не подумав про деньги! А кто, вообще, вспомнил, кроме меня, про день рождения бедной девочки? Ответ – никто! Вот так – и кадрами приходится заниматься, и никакой благодарности за это. А где уважение и восхищение? А его нет, и не будет, а только приходится выбирать подарки, и хорошо, что я женщина со вкусом и замечательный цветастый зонтик Верочке уже подобрала!

Рассуждая подобным образом, Фиалка Марфовна купила Вере сборный букет из разноцветных хризантем («Долго-долго стоять будут, наверное, и домой не возьмет – в офисе останутся») и пошла на работу, переполняемая важностью возложенной на нее миссии.

Согласно табели о рангах, Фиалка Марфовна имела полное право прийти на работу позже всех – конечно, кроме директора. Войдя в офис и удостоверившись, что все уже на месте, – опять же, кроме директора – она удовлетворенно кивнула, однако в душе все-таки не удержалась от очередной остро заточенной шпильки в адрес собственного руководства:

– В такой день мог бы и не опаздывать, – подумала она и поздоровалась с Верой и Кириллом.

Директор Александр Александрович Пирожный был высокий, кудрявый (а не лысый пока), довольно упитанный мужчина сорока шести лет от роду. Может быть, из-за его комплекции, а, может, из-за происков непрофессиональных раскройщиков на фабриках и в ателье, но никакая одежда не сидела на нем, как положено – даже дорогая, и даже очень дорогая. Он всегда выглядел каким-то неряшливым и неухоженным, что еще более подчеркивалось его невниманием к собственному внешнему виду. Кстати, в его неряшливости в делах, наверняка, тоже были виноваты фигура и раскройщики – а кто же еще? И именно они должны были отвечать по заслугам, а не он лично – на чем все время настаивала педантичная Фиалка Марфовна. В связи с чем между ней и директором иногда случались настоящие баталии с громким хлопаньем дверьми, неизменными слезами и написанным в очередной раз заявлением на увольнение.

Когда такое происходило, весь остальной офис в лице менеджера и секретаря замирал. Кирилл и Вера наблюдали за ними со смесью страха и любопытства, как зрители за выступлением гладиаторов на арене. Впрочем, выпустив пар, долго сердиться друг на друга парочка бухгалтер-директор не могла, и все заканчивалось мирно к большому облегчению всех участников и свидетелей сцены. Фиалка Марфовна тихо – а иногда и громко – праздновала победу (оттого, что все опять идет, как ей хочется), а Сан Саныч радовался недолгой тишине и спокойствию, и так – до следующей бури в офисном стакане воды.