Вера, надежда, любовь - [6]

— Замолчите, хватит при девочке небылицы рассказывать! Что она подумает! Что мы живем в доме с привидениями? У нас здесь царят наука, искусство и музыка… чистоеискусство, и, кстати, люди рядом, наши прежние соседи это вполне понимали.

Бабушка подошла к окну, подергала шнурок, и тяжелые шторы, упав театральной гильотиной, отрезали серенькие сумерки.

Маруся квартиры напротив знала. В одной из них жил дружок, Паша Преображенский, отец его — морской адмирал, а в другую она ходила три раза в неделю заниматься уроками балета, именно к этой прославленной К.

Девочки в пачках, мальчики в трико, брусья вдоль стен, напротив огромное зеркало, стареющая прима, посасывающая пустой янтарный мундштук, кожаным стеком подстегивает в фуэте… быстрее, быстрее, пот градом, ан-де-труа, ан-де-труа, ноги выламываются в бесконечных плие, прыжки все выше, выше, кажется, и сил нет, а если поднажать, то неожиданно приходит второе дыхание.

— Пожалуйста, выйди, Маруся, — и бабушка плотно закрыла за ней дверь.

Маруся двинулась по длинному коридору к кухне, налево — тут ванная комната, лампочка источала мертвецкий голубоватый свет, кафельные квадраты, отмытые хлоркой, блистали больничной чистотой. На дне огромной белоснежной ванны, у самого стока сидела ангорская Манефа. Лапкой и язычком она пыталась слизнуть струю, носиком тыкалась в сток, припадала ухом, слушала.

Вчера еще здесь плавали здоровенные толстые карпы. Раз в месяц их привозили в подарок деду. В квартиру заносились клеенчатые сумки, в них что-то булькало, ванна заранее наполнялась водой, живность вываливалась, а домработница, деревянной скалкой похлопывая по рыбьим телам, приговаривала: “Ну, братцы кролики, оживайте…”, и “кролики”, с шумом расплескивая воду, оживали. Маруся стояла рядом.

Кошка будто знала день, когда должны были привезти рыбу, два дня постилась, сидела у входной двери, ждала, а как только карпы плюхались в воду, мгновенно вспрыгивала на табуретку рядом, замирала сфинксом, наблюдала, в темноте ее глаза светились немигающими плошками.

Домработница включала свет, карпы темной массой жирных тел в страхе замирали, чуяли, что перед смертью не наплаваешься. Она надевала резиновые перчатки, запускала руки в кишащее склизкой чешуей месиво, вытаскивала одного “кролика”, материлась, с маху шлепала карпа о край ванны, хватала топор и отсекала голову.

Так ловко она расправлялась с рыбьей “дичью”. Процедура повторялась, за неделю стадо редело, чтобы оно не сдохло раньше времени, подливали живую водицу.

Для Манефы наступали счастливые денечки, зажмурив от наслаждения глаза, давясь рыбьими костями, она до отвала объедалась, а потом, вылизываясь, часами наводила свой кошачий марафет.

С этой рыбой у Маруси было связано воспоминание. Она гуляла с матерью в Летнем саду, бегала вокруг дедушки Крылова, копалась в песке и нашла розовую пластмассовую рыбку. Потертая, маленькая, она умещалась в ее детском кулачке. Дома Маруся ее отмыла и решила, что, когда привезут очередных карпов, ее “золотая рыбка” обязательно спасет своих живых сородичей. Наступил день завозки “дичи”, улучив момент, она прошла в ванную и бросила игрушку в воду. Не прошло и часа, как Марусю позвала бабушка, перед ней на блюдце лежало ее чудо. “Это что?” — “Моя рыбка. Я ее нашла”. — “Немедленно выброси и никогда не приноси с улицы чужие грязные игрушки. Может, они заразные или отравленные”. — “Я ее нашла, она теперь моя, она чистая, ну, пожалуйста, оставь мне ее, я тебя очень прошу”. Маруся захлебывалась в плаче. “Как всегда, это фантазии твоей матери”. — “Да, мама разрешила мне”. Бабушка пошла в уборную и спустила рыбку в унитаз.

Но волшебная рыбка не утонула. Маруся пробралась в туалет, запустила руку и вытащила ее из стока.

Она тоже приехала с ней в Париж.

Мама вышла замуж за папу, и через четыре месяца Маруся появилась на свет. “Он тебе не пара, но коль уж тебе вожжа под хвост попала, так будь любезна сама отдувайся, оформляй отношения и рожай”. Бабушка с дедом так и не “приняли” отца Маруси, они все вместе жили в одной квартире, но силы оказались неравными, старшее поколение обладало принципами морали, а мама и папа нет. “Моя дочь испортила себе жизнь, нашла какого-то ущербного. И это она! За которой ухаживал профессор Г., так нет, связалась с недотепой, он, видите ли, непонятый гений, а как деньги зарабатывать, тут мы подкидываем, а уж к воспитанию Муси его лучше вообще не подпускать”. И так далее.

О том, что мама оступилась в жизни, она слышала часто.

Дедушка ухаживал за бабушкой год и ни разу к ней не притронулся, вздыхал, стихи писал, только после свадьбы все случилось… Пресловутый кодекс чести держался на пуританстве тех лет; если девушка в первый вечер целуется с парнем, следовательно, она нехорошая.

Мама долго боялась переступить за черту дозволенности. Времена менялись, над ней посмеивались, а она мучилась, оглядывалась на семью, тяготилась своей скованностью. Грезилось о большом и прекрасном! Но время шло, и “девушка созрела”, настал день, когда она позволила себя поцеловать, потом бегала от этого парня, пряталась. На третьем курсе еще один шажок, стихийный романчик, он даже предлагал руку и сердце, красиво ухаживал, но она нашла в себе силы, и дело “до дела” не дошло, было страшно. За ней укрепилось прозвище, не очень лестное, из-за чего парни стали ее побаиваться, постепенно ряды поклонников заметно поредели.