Венский бал - [136]

Шрифт
Интервал

то на сей счет я узнал много нового. Правда, я слышал о смерти одного из демонстрантов, но в то время, когда это произошло, был слишком поглощен югославской темой, а позднее – подготовкой к трансляции бала в Опере. Свидетельства Фрица Амона больше всего пригодились бы мне, если бы удалось доказать, что к теракту в Опере действительно причастно Общество помощи иностранцам.

Он разрезал шницель на продольные ломтики, а потом, к моему удивлению, ловко поделил их на части, даже не сдвинув с места. Его тарелка напоминала рекламную картинку для детей, страдающих отсутствием аппетита. Первым делом он съел боковые куски, имевшие небезупречную геометрическую форму. После чего методично расправился с прямоугольником из идеальных мясных квадратиков. Когда я перематывал пленку, он использовал паузу для того, чтобы послушать телевизор. Но как только я приводил диктофон в рабочее состояние, он убавлял звук. Странное дело – чем больше Фриц Амон входил во вкус своего устного повествования, тем симпатичнее он мне казался. Пока не заговорил о политике. Напоследок он пригласил меня зайти в гости еще раз. И я, пожалуй, зайду. Во всяком случае – до публикации книги.


В газетах появились фотографии Файльбёка и человека, которого сообщники называли Инженером. Родители Инженера жили в Бургенланде. Мне они дали от ворот поворот. Запретили приезжать, отказали в любой информации. Голос матери мне удалось услышать по телефону. Но она тут же передала трубку мужу.

– Оставьте нас в покое! – гаркнул тот, на чем разговор и закончился.

С родителями Файльбёка повезло больше. Мне было позволено посетить их. Они жили в одном из муниципальных домов Хернальса. Отец Файльбёка – осанистый мужчина с курчавой темной шевелюрой. Он работал на мотостроительном заводе.

– Я всю жизнь был за социалистов, – сказал он. – Но теперь баста.

Мать оказалась женщиной благовоспитанной, с хорошими манерами. Работала в мобильной службе по уходу за престарелыми и немощными.

– Я совершила большую ошибку, – сокрушалась она. – Сболтнула полицейским, что у Карла в подвале имеется шкаф. Они взломали его и конфисковали все содержимое. Теперь он не может вернуться, ведь они арестуют его.

Она не допускала мысли о смерти сына, который пропал почти два года назад.

– К теракту в Опере Карл наверняка не имеет никакого отношения, – сказал отец. – Он бы ни в жизнь такого не учинил. Карл – человек исключительно порядочный, только вот попал в плохую компанию. И ведь хотел вырваться, да поздно было. Полиция говорит, террористы ему палец отрезали. Вот до чего. Прямо муллы какие-то. Он и к дому-то боится близко подойти.

– Не надо мне было говорить про шкаф, – вновь запричитала мать. – Все, что они там нашли, могут использовать против него.

Муж попытался успокоить ее:

– Ты даже не знаешь, что было в шкафу-то. Мы понятия не имели, что он водился с этими террористами. Правда, он хотел вытурить инородцев. Ну и что тут такого? Я тоже хочу. Посмотрите, кто у нас ходит по улицам. Слова на немецком не услышишь. Я всю жизнь был за социал-демократов. Но теперь баста. Они продают своих людей.

Фрау Файльбёк устремила на меня умоляющий взгляд:

– Вы сумеете найти Карла? Прошу вас, найдите его.

– Вы можете дать мне какие-то зацепки?

– Не знаю… А вы ничего не скажете полиции?

– Нет.

– Он журналист, – вмешался муж. – Не ихнее дело держать язык за зубами.

– Обещаю, что дальше меня информация не пойдет.

Фрау Файльбёк посмотрела на мужа. Похоже, ему не нравилось намерение жены, но он и не стал ей мешать, когда она стала осторожно излагать кое-какие подробности, все еще неуверенно поглядывая на супруга.

– Недавно мы освободили квартиру Карла. Какой смысл платить деньги, если он не живет в ней. Полиция перевернула там все вверх дном. Я разбирала вещи, стирала и гладила. И тут в кармане пиджака нашла записку. Вроде описания какого-то маршрута где-то за границей. Муж даже атлас листал, но ничего выяснить не удалось. Об этом мы никому не говорили. И кроме того, мы решили, что если бы он действительно находился там, то этот листочек взял бы с собой.

– Можно посмотреть?

– А вы не разболтаете? – спросил Файльбёк.

– Нет, обещаю вам.

Он подошел к столу и поднял верхнюю доску, которая, видимо, служила для удлинения столешницы. Внизу лежал лист бумаги. Текст, похоже, был напечатан на лазерном принтере.

От Сантаньи – два километра в сторону Феланича.

Потом проселком налево.

На перекрестке – пальма.

Потом еще два километра.

Я знал оба упомянутых здесь населенных пункта, так как один из первых моих отпусков провел с Хедер в этой местности.

– Это на Мальорке. Я поеду туда.

– На Мальорке? Это не так уж далеко! – Фрау Файльбёк задумчиво помолчала. – Но что вы там собираетесь делать? Вы ведь найдете Карла?

Этот вопрос немного смутил меня. Я не рассказывал им о Фреде. И понятия не имел, что буду делать с этим типом, если он мне повстречается. Разумеется, я поговорил бы с ним. А потом, скорее всего, сдал бы полиции. Но им я не мог этого сказать.

– Он будет снимать для телевидения, – сказал господин Файльбёк. – Теперь я знаю, где это, и могу сам поехать.

Он забрал записку.


Рекомендуем почитать
Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!


Записки поюзанного врача

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…


Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…