Венская прелюдия - [46]

Адъютант внимательно рассматривал итальянца, пока тот темпераментно жестикулировал, пытаясь изъясниться на ломаном русском. Невысокий рост, коренастое, как у большинства крестьян, телосложение. Широко посаженные большие карие глаза в моменты наибольших эмоциональных всплесков становятся почти идеально круглыми. Лицо скуластое, чисто выбритый подбородок всё же имеет едва заметный синеватый оттенок, короткие усы угольного оттенка аккуратно расчёсаны, в отличие от непослушных, такого же смолянистого цвета кудрей. Встретишь такого человека на улице в толпе прохожих и не подумаешь, что это отпрыск знатного рода, как отметил Подгорский. Единственное, что выдавало происхождение его нового знакомого, — это перстень с родовым вензелем, надетый на толстый безымянный палец левой руки.

— Суп из рыбы. Это очень вкусный суп из рыбы, господин Памфили. Такой готовят исключительно в России. Итальянцы разбираются в еде как никто в Европе. В этом мастерстве я бы поставил вас, пожалуй, даже выше французов. Уверен, если представится удобный случай, я смогу вас удивить. — Лузгин для налаживания контакта решил использовать кулинарию как самый удобный повод.

Вовремя сказанный комплимент превращает любого итальянца как минимум в заинтересованного собеседника, а если отметить их превосходство в чём-либо над французами, то полностью сражённый итальянец сначала многозначительно помашет головой, как бы нехотя подтверждая эту мысль, а затем расплывётся в улыбке. После он дружески похлопает по плечу, что можно считать началом дружеских отношений.

Памфили сделал точно так, как предположил капитан. За малым исключением. Дружеское похлопывание было заменено на полноценные объятия, будто они были сто лет как знакомы и при этом полвека не виделись.

«Абсолютно точно — этот Чезаре дипломатических академий не заканчивал», — отметил для себя Лузгин.

— Господин Леонид Павлович сам умеет готовить? — удивлённо воскликнул Памфили. — У нас это делает специальные люди.

— В этом нет совершенно ничего зазорного. Тем более если ты не чванливый придворный зануда. Сам поймал — сам приготовил. Это наивысшее наслаждение, — ответил адъютант.

— Господин Лузгин у нас большой специалист по рыбной ловле. — Непринуждённая реплика Завадского отвлекла внимание итальянца. — В последнее время у него появилось много свободного времени, и мой друг может позволить себе вернуться к своей давней страсти. Уха из-под его руки это, уж поверьте на слово, — настоящее произведение искусства. Это вам не ресторация, где экономят на бульоне.

Памфили понимающе кивал, слегка выпятив вперёд нижнюю губу, но глаза выдавали, что он не понял примерно половину слов.

— Мой друг Александр Либерт говорил про разные блюда русской кухни, но вот это… Уха… Никогда не говорил. Не знаете, господин Либерт сегодня появится на фуршете? — Вопрос итальянца был адресован Подгорскому, который уже задумал переместиться поближе к послу, который недалеко от рояля вёл диалог с французским посланником.

Адъютант с безразличным видом отвлёкся на канапе, Завадский непринуждённо отодвинул край шторы, чтобы разглядеть богатую сбрую проезжавшего мимо окон посольства экипажа, а Подгорский с каменным лицом выдержал паузу, почему-то посмотрел на стрелки своего хронометра и ответил:

— Вместо господина Либерта в посольстве теперь служит господин Завадский.

— Очень жаль. Александр был… — Итальянец подбирал нужное слово. — Хорошим партнёром по игре в ломбер[31].

— О! Ломбер! Обожаю играть! Где вы это делали? — моментально откликнулся Лузгин, отпив из высокого бокала шампанское.

— Леонид… Вы позволите так называть лучшего друга итальянцев? — искренне и громко рассмеялся Чезаре. — Вена от восхода солнца до восхода луны живёт в кофейнях. У нас есть такое место, где собираются господа из дипломатических и творческих кругов.

Итальянец сам удивился сложности фразы, которую он сейчас сконструировал, и произнёс:

— Анна Евгеньевна может мой гордиться. Не так ли, друг Или́я?!

Подгорский вежливо кивнул, но расстроил итальянца:

— «Мной гордиться». Я Анну Евгеньевну не буду расстраивать, оставим это между нами. Вы мой должник, Чезаре.

— Памфили долги отдают всегда! — Итальянец так резко взмахнул правой рукой, что Завадский едва успел спасти свой бокал.

— Вот и замечательно. Господа Завадский и Лузгин в нашем обществе люди новые, а мне требуется быть вблизи господина посла. Помогите им не заскучать, и будем считать, что мы в расчёте.

Подгорский учтиво поклонился и направился в сторону рояля, где пианист после недолгой паузы присел на свой стул, эффектно откинув назад фалды своего фрака, окинул взглядом зал и легонько коснулся клавиш. Из-под поднятой крышки отлично настроенного инструмента полилась музыка Алябьева.

— Я знаю этот романс! Usignolo![32] — Чезаре всячески пытался сдерживать свой южный темперамент, но для этого ему приходилось прикладывать немалые усилия. Итальянец вёл себя будто смекалистый ученик, радующийся каждому своему правильному ответу.

«Он совершенно выбивается из шеренги дипломатов. Для чего такого непрофессионала держат при посольстве?» — Лузгин не переставал с любопытством изучать нового знакомого. Его мимика, жесты, возгласы — всё говорило о том, что отпрыск знатного рода играет, всячески подчёркивает, что он не карьерный дипломат. Даже если делать скидку на природную эмоциональность итальянцев, он явно переигрывал, постоянно нарушая правила этикета. Адъютант не имел сомнений по поводу образованности и подготовленности Чезаре, в высшем свете иначе не бывает, так для чего же весь этот спектакль? И Александр Либерт был его другом… Люди с абсолютно противоположными характерами. Что могло их объединять, кроме игры в карты? Памфили явно ищет подход. Возможно, он ищет замену Либерту…