Венок Петрии - [71]
Увидала я, что старый доктор понял меня, и, как подумала, до чего же повезло мне, что судьба мне его послала, чуть не заплакала. От счастья. Но не дала себе воли — ишо и слезьми буду ему досаждать, он без того сколько время слушал меня!
И сказала одно:
«Спасибо, господин доктор, что поняли».
Тут он спросил, а как я счас с Мисой живу.
Я и сказала, что, как вернулся он на работу, враз переменился, живем мы теперича хорошо, как и допрежь того жили. Он, само собой, попивает, но не сильно и уж не бьет меня.
«А про то ты ему не говорила?»
«Нет, — говорю. — Думаю, не могла бы».
Он и говорит:
«И не нужно. Это ты должна в себе хранить и с собой носить. Мне сказала — и все. Он, видишь ли, из-за ноги своей оченно горевал, может, и счас горюет, токо что малость свыкся, наверно. Прежде-то он болел когда?»
«Нет, — говорю. — Никогда не болел».
«То-то и оно, — говорит, — мужчины, что никогда не болели, как случится им захворать, тяжко болесть переносят. А ему и того тяжеле. Молодому да здоровому ноги лишиться, рази это легко? И ты должна понять его и в тяжкой беде этой помогать ему и как человек, и как жена».
«Понимаю, господин доктор».
А Чорович снова головой кивает.
«Скажи-ка мне теперича, но без всякой утайки: грызла тебя совесть за то, что ты сделала?»
«Правду сказать, господин доктор, — говорю ему, — поначалу нет. Когда, случится, муж ко мне подобрей, иной раз и вспомнишь, и на душе тошно сделается, а потом вроде совсем забывать стала. Но тут Миса работать пошел, вижу, совсем переменился, другим человеком стал, все мне и вспомнилось, ровно из сундука в подполе вытащила, и начала меня совесть грызть — спасу нет. Иной день, казалось, все нутро изъест. Вот тогда и вступило в руку. А последние дни просто уж не могла с этим жить. Коли не расскажу кому, думаю, лопну».
«Так, так, — говорит доктор. — А счас-то полегчало? Как сама чувствуешь?»
«Счас, доктор, полегчало, будто крылья выросли. Ровно наново на свет родилась».
Тут мне старик и говорит:
«Вот мы с тобой, Петрия, и нашли, где твоя болесть скрывается. Может, и святой Врач тоже подсобил, но не он тут главный. Видишь, ты сама сказала, что Миса тебя в своем несчастье виноватил, хочь ты и ни при чем была, так и ты, когда он выкарабкался и ты поняла, что можешь с им жить, то решила наказать эту самую руку, которой Добривое тронула. Теперича все будет хорошо. Будь спокойна и ничё не бойся».
И так, господи, все и было.
В тот же день, под вечер, Чорович — не пожалел сил своих старик — пришел ко мне домой и сказал, что разговаривал в конторе и что, коли есть у меня желание поработать в сквере ишо, надо пойтить туда и договор подписать, и мне деньги заплатят. Я там ишо две недели работала, а когда все кончила, три тыщи получила. Рука моя за это время, совсем прошла. Кабыть никогда ничё и не было.
А там мы с Мисой снова в Игало поехали — Чорович ему другой раз путевку устроил, — и я опять у моря на солнышке погрелась.
Вернулись мы, старик взялся меня проверять. А под конец хлопнул по плечу и говорит:
«Петрия, ты теперича здоровее, чем была».
Оделась я и спрашиваю:
«Ладно, господин доктор, скажи мне хоть счас, обманули вы меня с игуменьей или нет?» — Сама же про себя думаю, ежели обманул, а оно понятно, обманул, так пущай хочь признается. Куда там!
«Да нет, — говорит старый плут, — ходил я к ей».
И в глаза смотрит.
О, думаю, старая перечница, тебя не проведешь! Да и то сказать, дура, нашла с кем тягаться.
Но провел он меня иль не провел, руку он мне вылечил. Видишь, такая же, как эта, ничуть не тоньше. Гляди.
Вот так я тогда за грехи свои заплатила, руку свою больную вылечила и заодно сквер прибрала. Сквер-то, погляди, до сих пор живет.
Правду сказать, и он не такой, как прежде. Некому за им приглядывать — доктор Чорович помер, и сквер тоже пропадает, как все здесь прахом идет.
В траве лысины; вытоптали ее ребятня да куры, утки повыщипали, дорожки заросли, каменная ограда разваливается, скамейки поломались. Захирел сквер, а все ж таки ишо держится. Из последних силенок, но держится.
А тополя-то мои вымахали! Были-то вот такусенькие, когда я их сажала, с метр-два. А теперича выросли, высокие да стройные, любо-дорого поглядеть! И как иду на базар или в общину, увижу их, на сердце сразу тепло делается, будто они дети мои. Горжусь даже.
Как же, думаю, доктор Чорович, ты так ладно все устроил! Ругатель ты был первостатейный и провести умел, как никто, зато умный был и душевный, много добра людям сделал, ничё не скажешь. Дай тебе господи райское житье!
Да и ты, Петрия, говорю себе, тоже лицом в грязь не ударила. Попервоначалу тяжкие грехи допустила, но сумела-таки искупить их благим делом. Помучилась изрядно, спину наломала, зато, вишь, какая красота людям осталась. Недаром век свой хлеб жевала.
И горжусь я своими тополями, кабыть добрых да красивых детей вырастила. Вот, умом раскидываю, есть и мне чем гордиться.
Ты, Петрия, думаю про себя, баба не промах, раз дурость, болесть и грех смогла обернуть в умное, благое и здоровью полезное дело.
Такое не всякий сумеет. Не всякому такое дано.
Года три или четыре Миса проработал в ламповой, сперва в Брегове, а опосля тут, в Окно. Работа легкая, боле сидишь, чем дело делаешь.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Велько Петрович (1884—1967) — крупный сербский писатель-реалист, много и плодотворно работавший в жанре рассказа. За более чем 60-летнюю работу в литературе он создал богатую панораму жизни своего народа на разных этапах его истории, начиная с первой мировой войны и кончая строительством социалистической Югославии.
Роман современного румынского писателя посвящен событиям, связанным с установлением народной власти в одном из причерноморских городов Румынии. Автор убедительно показывает интернациональный характер освободительной миссии Советской Армии, раскрывает огромное влияние, которое оказали победы советских войск на развертывание борьбы румынского народа за свержение монархо-фашистского режима. Книга привлечет внимание массового читателя.
Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).
Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.