Венок Петрии - [56]
Собаки мои опять заволновались. Лают, воют, скулят. Бегут за поездом. Прыгнут, будто в воздухе споткнутся обо что-то и на щебенку валятся, того и гляди под колеса угодят.
Страшно мне стало, не дай бог, на моих глазах с головой простятся. Как начну орать в дверь:
«Марш домой, под колеса угодите! Марш домой!»
А им хочь бы что!
Уж и не угнаться им, поезд-то пошел шибче.
А они все бегут что есть мочи. Ветер им шерсть как гребнем чешет. Наконец отставать начали. Все дальше, дальше.
Все, уехали.
Остались они одни, стоят на насыпи, смотрят на поезд. Все, кончено дело.
Закрыла я двери. Вернулась к Каменче.
«Остались?»
«Остались, пропади они пропадом!»
Крестьянин, что рядом с им стоял, спрашивает:
«Далеко ли ты, родимая, гонишь их домой?»
«Да в Окно», — говорю.
«Где это?»
«Километров тридцать, — говорю, — отсюдова будет».
«Поди, они теперича и дороги назад не найдут. По такой-то слякоти».
А дороги и впрямь так развезло, что ноги по щиколотку вязнут. Плюнуть захочешь, так сухого места не выберешь.
«Не найдут, — говорю, — так не найдут. Я их с собой не звала и до дому провожать не могу».
Решили мы с Каменче вперед пробираться. У дверей-то мигом просквозит.
Каменче и тут показал себя.
У нас, знаешь, люди какие. Теснотища, иному ногу поставить негде, прижмут — дышать нечем, а другой рассядется в свое удовольствие, растопырится и в ус не дует.
Схватил меня Каменче за рукав.
«Пройдем, как не пройти», — говорит и тянет меня в самую гущу.
Люди ругаются, не пущают.
Но Каменче мужик не робкого десятка, сильный, косая сажень в плечах. Боятся с им связываться.
«А ну подвинься, — кричит. — Чего расселся, как у тещи на именинах? Ты бы ишо пижаму надел! Потеснись, мать твою так!»
Так и прошли. Пробрались поглубже, стали где-то посередке.
Поставил Каменче мой чумодан возле скамейки, посадил меня на его. А сам пошел вперед.
«Кто до Белграда сходит?» — спрашивает всех подряд.
Наконец нашел человека, что в Милошево едет.
«Иди сюда, — поднял он меня с прежнего места. — Здесь скоро освободится».
Пробрались мы поближе к тому дядьке. Стали ждать, когда он слезет.
Так вот от Милошева я и место получила. Втиснулась, села и молчу.
А Каменче у меня в ногах на пол сел. Оперся на чумодан, примостился кое-как, вижу, задремал.
И что ты думаешь? Заснул.
На рассвете приезжаем в Белград. Толпа двинулась к выходу — и мы с ей. А куда, не знаем.
Вышли, вытолкнула нас толпа на площадь, не успели мы оглянуться, как толпа истаяла. Разбрелись все кто куда, остались одни мы с Каменче, глазеем по сторонам, ничё понять не можем.
Куда податься? Где дорогу искать, куда сперва сунуться?
Стоим перед станцией, оглядываемся.
А ишо, брат, темно. Время-то зимнее, светает поздно. Город огнями сверкает, от лампочек в глазах рябит. Но коли не знаешь, где ты, дак и свет не поможет.
В сторонке, недалече от нас, милицанер стоит.
Поглядела я на его. Вижу, и он на меня смотрит. Поглядела ишо раз. Он, опять вижу, на меня смотрит.
Возьму, думаю, да спрошу его.
Подошла.
«Товарищ милицанер, — говорю, — хочу спросить тебя. Ты, случаем, не знаешь, где тут больница?»
На ем шинель, руки на заду сложены. Свысока меня глазами меряет.
«Зачем, — спрашивает, — тебе больница?»
Не нашел умнее чего спросить, а?
«Да, поди, нужна, — говорю, — раз спрашиваю. Была б не нужна, не спрашивала б».
А он вдруг как надуется. Руки с заду снял, поправляет резиновую дубинку, что на боку болтается. Неужто, думаю, за ее возьмется?
«Ты что, не слышишь, — кричит, — что я тебя спрашиваю? Как разговариваешь? Видишь, какие на мне погоны?»
Ты токо погляди на его, господи прости! Задрал нос, дерьмо деревенское, барином стал, попробуй тронь.
«Погоди, — говорю, — кипятиться-то. Стало быть, дело есть, коли спрашиваем. Понимаешь, с мужем моим беда случилась, и он тут в больнице. А я его проведать приехала».
«Что ж ты, ночью к ему пойдешь? — говорит. — В эту пору? И в какой он больнице?»
«Как в какой? — спрашиваю. — Чай, у вас их не тыща?»
А он вдруг:
«Пачпорт есть? Давай сюда. Поглядим, кто это в эдакую пору едет в больницу, а в какую, не знает».
О господи, что ж это будет? Не ровен час дурень деревенский в каталажку засадит.
«Да есть, есть у меня пачпорт. Чего ты на меня накинулся?»
А он свое гнет:
«Поглядим, куда это вы отправились, чай, не ряженые, и для масленой вроде не время. А кто это с тобой, раз муж твой в больнице?»
Это он, стало быть, про Каменче. Поглядела я на его. А на ем каска, на ногах грязные сапоги резиновые, на плечах деревенский кожух, в руке шахтерская лампа. Само собой, для Белграда одежа неподходячая. Но где уж там при нашей беде об одеже думать? В чем был, в том и поехал.
«Да нас, знаешь, — говорю, — вчера ночью с постели подняли, мужа мого на шахте покалечило. А это его товарищ, они вместе на шахте работают».
А милицанер все хмурится. Опосля спрашивает Каменче:
«А ты чего стоишь? Где твой пачпорт?!»
«Здесь», — отвечает Каменче, а вижу, даже побелел.
Дает ему пачпорт.
Держит тот наши пачпорта, вертит их так, этак.
«Откуда вы?»
Я сказала.
И тут он вдруг сразу подобрел. Заулыбался.
«Гляди-кось, — говорит, — дак ведь мы земляки. Я из Ражани. Здорово, земляки!» И руку нам протягивает.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Велько Петрович (1884—1967) — крупный сербский писатель-реалист, много и плодотворно работавший в жанре рассказа. За более чем 60-летнюю работу в литературе он создал богатую панораму жизни своего народа на разных этапах его истории, начиная с первой мировой войны и кончая строительством социалистической Югославии.
Роман современного румынского писателя посвящен событиям, связанным с установлением народной власти в одном из причерноморских городов Румынии. Автор убедительно показывает интернациональный характер освободительной миссии Советской Армии, раскрывает огромное влияние, которое оказали победы советских войск на развертывание борьбы румынского народа за свержение монархо-фашистского режима. Книга привлечет внимание массового читателя.
Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.