Мир пришел в движение еще до того, как они опустились на колени. Но Спарта, которая, несомненно, знала, что делает, торопя их, преувеличила устрашающие возможности культуры X. Инопланетный корабль (эллипсоид длиной в тридцать километров заполненный водой) не мог развить мгновенно ускорение даже в одно G.
Невероятный столб огня, вырвавшийся из его «Северного полюса», направленного прямо на Юпитер, начал двигать корабль-мир медленно, и в кают-компании «Вентриса» ускорение не ощущалось. Ангус Мак-Нил встал, чтобы устроиться поудобнее, расстегнул шлем и, отбросив его в сторону, стал выбираться из скафандра.
Это было явно преждевременно. Мак-Нил откинул верхнюю половину скафандра, — корабль-мир разогнался до одного G. Скафандр оказался на полпути вниз к полу. — Ускорение достигло пяти G, и Мак-Нила опрокинуло на мягкий пол.
Голос Спарты раздался в шлемах Тони Гроувза и человека, назвавшегося Рэндольфом Мэйсом:
— Мне дали понять, что ускорение будет увеличиваться еще пять минут, а затем прекратится. К тому времени мы уже будем на пути к месту назначения.
Гроувз, штурман, выдавил вопрос из своей обмякшей груди:
— Где это может быть, инспектор?
— Я не знаю. Однако, как я понимаю, мы все-таки встретимся с Панкреатором сэра Рэндольфа.
На мостике корабля-мира — это место исследователи приняли за художественную галерею, маленькая Спарта и большая Товинта изучали живые, сверкающие фрески и таким образом намечали свой курс. Они плыли близко друг к другу, кружась и скользя в водах, общаясь, как будто знали друг друга миллиард лет и танцевали, празднуя свое долгожданное воссоединение.
Но даже когда она танцевала с инопланетянином, событие, которое она представляла себе бесчисленное количество раз в своих снах, она думала о Блейке, своей истинной паре…
Блейк задумчиво сидел в трюме «Вентриса», ощущая себя сильно постаревшим. И он действительно изменился. Стал похож на взрослого, понимающего свою ответственность. — За всю эту поездку он не нашел повода что-нибудь взорвать.