— Я чувствую себя пауком, подвешенным под куполом церкви св.Питера, — сказал Форстер, вглядываясь в темноту.
— Вот уж не знала, что вы религиозный человек, профессор. — произнесла серьезно Спарта, в душе смеясь .
— О, ну… это очень большое сооружение, вот и все, что я имел в виду.
— Конечно, и это именно то, что вы ожидали найти? Корабль, который принес культуру X в нашу Солнечную систему?
— Да. Я даже написал статью в научный журнал, которую, кажется, никто не читал, а если и читал, то со смехом. А это была довольно хорошая статья. Я утверждал, что если цивилизация захочет пересечь межзвездное пространство, то построит мобильный планетоид — корабль-мир, как я его называл.
Видя, что Спарта слушает с интересом, он продолжил:
— Поскольку корабль должен быть самодостаточным миром, способным поддерживать своих обитателей в течение многих поколений, он должен быть таким большим, как… как этот. Интересно, сколько солнц они посетили, прежде чем нашли наше и поняли, что их поиски закончились? Знаете, я не думал, что это морские существа, — сказал Форстер, его мягкий голос был полон удивления. — Несмотря на все, с чем мы столкнулись, лед и море снаружи. полное жизни, мне никогда не приходило в голову, что они водные жители. Первой мыслью было, что корабль дал течь, что все они мертвы и что тающий лед наполнил их корабль-мир водой.
— И что же заставило изменить ваше мнение?
—Ты сразу это поняла, — резко сказал он. — Давление и температура здесь подобны самым мелким морям Земли.
— Да. Также как и морям, которые когда-то покрывали Марс и Венеру, — сказала Спарта. — Соляные миры —так их называет марсианская табличка. Было понятно, что это означало океанские миры, но мы не догадывались, насколько важны океаны для них. Океаны с правильным сочетанием питательных веществ, чтобы поддерживать их собственный вид.
«Манта» скользила в темной воде, ее бело-голубые лучи выхватывали элементы конструкции и входы в лабиринты коридоров, входов было слишком много.
— По-видимому, прошло слишком много миллионов лет. Снаружи все живо и работает. Здесь, внутри, все темно и пусто. — Сокрушался Форстер. — Скорее всего произошло вот что, получив сигнал от Медуз Юпитера, механизмы включились, согласно заложенной в них программе, и разбудили мириады животных от ледяного сна, а те сделали то, на что были запрограммированы их гены. Но здесь внутри, по-видимому, кроме нас живых существ нет.
— Несмотря на это, — улыбнулась Спарта. — Это все же величайшая археологическая находка в истории, профессор. И надо торопиться, задействовать всех. В скафандрах здесь вполне можно работать.
Я не хочу занимать здесь место еще одним описанием всех чудес Амальтеи. На эту тему уже накопилось достаточно документов, фотограмм, карт и научных изысканий — кстати, мой собственный трактат скоро будет опубликован издательством «Сиджвик, Рутледж и Анвин», — вместо этого я хотел бы дать вам некоторое представление о том, каково это — быть одним из первых людей, вступивших в этот странный Водный мир.
Билл Хокинс повернулся, устраиваясь поудобнее, и продолжил бормотать во сне свой монолог:
Я знаю, в это трудно поверить, что я просто не могу вспомнить, все свои чувства, когда европейская подводная лодка выбросила меня в темноту. Наверное, можно было бы сказать, что я был так взволнован и так ошеломлен всем этим чудом, что забыл обо всем остальном…
В своем сне Хокинс был великолепным оратором, учтивым и, конечно, скромным. Он говорил в переполненный лекционный зал, а через минуту это оказывалось небольшой гостиной с бородатыми мужчинами в вечерних костюмах, на столах географические карты — смутно воображаемый Клуб исследователей.
Конечно, я припоминаю свое ошеломление от огромности всего окружающего, этого невозможно ощутить рассматривая голограммы. Создатели этого корабля-мира, пришедшие из мира вод, были гигантами, по крайней мере, в четыре раза больше людей, об этом можно было догадаться по размерам входов и коридоров. Мы были головастиками, извивающимися среди всего ими созданного.
Мы встретили несколько научных чудес на верхних уровнях и занялись их осмотром, оставляя нижние уровни более поздним экспедициям. Мы предполагали, что исследуем жилые помещения, диспетчерские и тому подобное, но архитектура была настолько странной, что мы никогда не были полностью уверены, на что смотрим. О, там было множество надписей, миллионы иероглифов, и я потратил большую часть своего времени, пытаясь расшифровать хотя бы их суть. Большинство из них было просто списками припасов или обозначениями на схемах непонятных устройств.
Там не было никаких изображений хозяев. Из марсианской таблички мы знали, что они не лишены тщеславия, но нигде они не оставили своих изображений...
Хокинс бормотал и ворчал. Во сне он смотрел в зеркало, исписанное тысячью чужих иероглифов, а за ними на него смотрело лицо, не его собственное. Лицо напоминало лицо женщины-психиатра, с которой ему пришлось беседовать перед тем, как его приняли в экспедицию.
Я мог бы сказать, что был взволнован и ошеломлен всем этим чудом… но это было бы неточно.
