Венедикт Ерофеев: Человек нездешний - [257]

У Венедикта Ерофеева: «Пьющий просто водку сохраняет и здравый ум, и твёрдую память или, наоборот, — теряет разом и то и другое. А в случае со “Слезой комсомолки” просто смешно: выпьешь её сто грамм, этой слезы, — память твёрдая, а здравого ума как не бывало. Выпьешь ещё сто грамм — и сам себе удивляешься: откуда взялось столько здравого ума? И куда девалась вся твёрдая память? Даже сам рецепт “Слезы” благовонен. А от готового коктейля, от его пахучести, можно на минуту лишиться чувств и сознания. Я, например, лишался»¹⁵.

Глава четвёртая НЕСЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА

Сказать, что Венедикт Ерофеев, женившись вторично, обрёл семью, было бы преувеличением. Готов с радостью объявить читателю, что завершилась его скитальческая жизнь. Вот это будет совсем другое дело. Никакой любви к новобрачной у Венедикта Ерофеева не было и не предвиделось. Тут требовалось незнамо что для того, чтобы предполагаемая любовь неожиданно вспыхнула и запылала. Ну, в крайнем случае хотя бы чуть-чуть затеплилась.

Галина Павловна Носова появилась в жизни Венедикта Ерофеева случайно. Он собирался найти в Москве недорогое жильё. Небольшую комнату в коммуналке. Кое-какие деньги после экспедиции в Среднюю Азию по изучению кровососущего гнуса у него всё ещё оставались. На оплату одной комнаты их вполне хватило бы. У Галины Павловны Носовой его первое появление вызвало экзальтацию. Подтверждением служит запись в её дневнике. Эту запись приводит в своих неизданных воспоминаниях её мать Клавдия Андреевна Грабова, будущая тёща Венедикта Ерофеева:

«10 октября 1974 года. На лестничной площадке стоял высокий, с сединой Ерофеев, и весь его облик говорил, что он живёт! В полумраке лестницы я не видела его глаз, но всё его тело излучало свет. Он был в нём. И даже соседи сказали мне: “Какой красивый мужчина пришёл к тебе”»¹.

Клавдия Андреевна Грабова вместе с дочерью, как смогли, приодели Венедикта Ерофеева. Позднее свою новую тёщу он «припечатает» одной убийственной фразой: «Ударенная пыльным мешком инкассатора». Клавдия Андреевна работала в универмаге на Калининском проспекте[453]. Прошло много лет, а она всё ещё помнила, какой новой одеждой с её помощью обзавёлся Венедикт Ерофеев с приходом в дом её дочери: «Мы с Галиной его одели, купили ему хороший костюм, хорошее пальто, обувь, сорочки, бельё»².

Марк Фрейдкин, поэт и переводчик, к суждениям которого о Венедикте Ерофееве я уже обращался, познакомился с писателем накануне его женитьбы на Галине Носовой. До знакомства с ним он, по его словам, «давно был в друзьях с Ольгой Седаковой и со всей её компанией», а также «по совершенно другой линии был знаком и с Галей Носовой»³. (Его воспоминания «О Венедикте Ерофееве» вошли в книгу «Каша из топора».)

К Марку Фрейдкину, не считающему себя другом Венедикта Ерофеева, обратилась Галина Носова, когда у мужа начался приступ белой горячки. Её звонок раздался у него в квартире в 10 часов утра 1 января 1980 года. Он «взяв ноги на плечи» отправился на Флотскую улицу. Это было сравнительно недалеко, он жил около станции метро «Аэропорт». У Ерофеевых Марк Фрейдкин провёл около полутора суток, просидев на стуле перед дверью на балкон, куда прорывался Венедикт Ерофеев⁴. Как он пишет, «героически борясь со сном», держал оборону. Вот что записал в своём дневнике виновник новогоднего переполоха:

«1 января 1980 года. Самый поражающий из дней. Начало треклятого пения в стене. Срочно водки. Не помогает. Мышки и лягушата. Срочно вызван Марк Фрейдкин для дежурства. Всю ночь приёмник, чтобы заглушить застенное пение. Из-за метели — физия в окне. Люди в шкафу, крот на люстре. Паноптикум...»⁵

Во второй раз Марк Фрейдкин спас Венедикта Ерофеева от смерти в мае 1981 года, когда помрачение рассудка произошло уже у Галины Носовой. Перейду непосредственно к тексту мемуаров: «Я приехал. Вени дома не было — он ещё с майских праздников оставался в Абрамцеве. Мы сидели на кухне, и Галя по своему обыкновению меня кормила. Разговор шёл о каких-то пустяках, а когда я закончил, как всегда, обильную трапезу, она сказала: “А теперь смотри, что я тебе покажу”. Она сходила в комнату и вернулась с огромной кипой разных бумаг, чертежей и перфокарт. Разложив всё это на кухонном столе, а кое-что даже развесив по стенам, она с места в карьер понесла какой-то абсолютно шизофренический бред про приближающуюся комету Галлея и непосредственно связанное с этим крушение советской власти. А в заключение сказала, что вчера закончила все вычисления и теперь совершенно точно знает: 21 мая (в день её рождения) в 13.45 небо станет цвета “бормотухи”, на нём появится огромный телевизионный экран и диктор программы “Время” объявит, что начинается конец света. “И тут, — торжественно объявила Галя, — мне нужно будет делать самое главное. Вот этим ножом, — она взяла в руки большой зубчатый нож для разрезания хлеба, — я должна зарезать спящего Ерофеева, а потом выброситься с балкона”»⁶.

Конец этой истории о конце света и Галине Носовой всё равно оказался трагическим: «Как всегда бывает у шизофреников, периоды обострения чередовались с весьма длительными порой периодами просветления, но в конце концов болезнь взяла верх: в августе 1993 года, через три года после смерти Вени, Галя всё-таки выполнила часть своего плана и выбросилась с балкона квартиры на Флотской. Того самого, откуда я в своё время не дал выброситься ему»