Венедикт Ерофеев: Человек нездешний - [218]

Глава двадцать пятая ИМПРОВИЗАЦИЯ НА ЩЕКОТЛИВУЮ ТЕМУ

В СССР последнее интервью с Венедиктом Ерофеевым было снято съёмочной группой киносценариста Олега Евгеньевича Осетинского в самом начале мая 1990 года, незадолго до смерти писателя. Оно легло в основу сделанного, по-видимому, на скорую руку, отчасти документального, отчасти игрового фильма, показанного в 1993 году по нескольким российским телевизионным каналам. Само интервью контрастирует с незатейливыми сценами. Некий вдребезги пьяный мужчина, шатаясь и периодически падая на пол, мотается по вагонам идущей куда-то электрички. Что говорить, типичная халтура того времени. Посмотреть и забыть, если бы не интервью с умирающим Венедиктом Ерофеевым — его последние слова, произносимые с трудом и с помощью электронного звукового аппарата.

Это интервью Венедикта Ерофеева очень важно для понимания его взглядов. Оно проясняет отношение писателя к конспирологической теории о заговоре евреев с целью извести русский и другие народы, а затем установить власть над миром. К тому же писателем в нём даётся позитивная оценка горбачёвской перестройки.

Тут, впрочем, надо отметить некую особенность реакции Венедикта Ерофеева на одни и те же лица и связанные с ними события. Она часто колебалась от восторженной до издевательски уничижительной. Такие резкие перепады в оценках одних и тех же людей и их действий часто зависели от его настроения и были сравнимы разве что с непостоянством московской погоды.

В начале беседы с Венедиктом Ерофеевым Олег Осетинский недолго раздумывая спросил о главном, что, его, по-видимому, больше всего заботило: «Почему автор поэмы “Москва — Петушки” всё ещё не в Сибири?»¹ Вспомнив, какое время на дворе и тут же спохватившись, он скорректировал вопрос: «Почему Венедикт Ерофеев там так и не побывал?»² Ответ, что КГБ не трогал писателя по причине его запойной жизни, Олега Осетинского не впечатлил, и он немедленно пошёл ва-банк.

На этот раз его интересовала более глобальная проблема: удалось ли им алкоголизировать Россию до конца или всё ещё остаётся какая-то надежда? После употребления личного местоимения им он немедленно поменял его на неопределённое местоимение кому-то³. Интервью после этого вопроса, по мысли интервьюера, должно было приобрести остроту.

Ещё в 70-е годы прошлого века в СССР воскресла из небытия полузабытая доктрина «жидомасонского» заговора, утверждавшая существование тайного сговора еврейства и масонства с целью установления всемирного господства. Она имела прямое отношение к скандальной литературной фальсификации конца XIX — начала XX века — «Протоколам сионских мудрецов».

Российский публицист Леонид Млечин пишет: «В позднесоветские годы в комсомольском аппарате появилась и окрепла группа, которую в служебных документах КГБ именовали “русской партией” или “русистами”. <...> В эту группу входили люди, считавшие, что в Советском Союзе в угоду другим национальностям сознательно ущемляются права русских. Тон задавали комсомольские функционеры, занимавшие ключевые должности в идеологической сфере. “Русисты” считали, что революцию в 1917 году устроило мировое еврейство, дабы уничтожить Россию и русскую культуру. Активисты этого движения выросли на “Протоколах сионских мудрецов”, признанных фальшивкой повсюду, кроме нацистской Германии. И наконец, самое главное: “Советский Союз разрушался отнюдь не усилиями либерально настроенных диссидентов. Многонациональное государство подрывали крайние националисты, занимавшие высокие посты, в том числе и в комсомольском аппарате”»⁴.

Вопрос Олега Осетинского, заданный Венедикту Ерофееву, был не случайным. Он знал о его привычке часто употреблять в своей речи слово жидяра, а также о его приятельстве с Владимиром Николаевичем Осиповым, публицистом, общественным деятелем, убеждённым православным монархистом и русским националистом, проведшим в мордовских лагерях в общей сложности 13 лет.

Венедикт Ерофеев с ходу ухватил мысль Олега Осетинского о происках евреев. У него даже появилась жалость к этому настырному и охочему до сенсаций интервьюеру. Между тем играть с ним в бирюльки он не собирался. Ответ Венедикта Ерофеева был однозначным: «Да нет, никто её не алкоголизирует. С этим она справляется сама и весьма успешно. Так что дело не в том, что её кто-то алкоголизирует. Это даже смешно. Это во вкусе наших русопятов, русофилов. И не только»⁵. Более чётко и однозначно Венедикт Ерофеев выразил ту же мысль в другой беседе с журналисткой Светланой Суховой: «Сейчас много пишут, что пьянство — это масонско-жидовское вторжение в русское язычество. Что русский человек никогда не пил, что после нашествия масонов и жидов русский человек почему-то запил под их гипнотическим внушением... Я прекращаю, но не люблю эту игру в антисемитизм»⁶.

Наталья Шмелькова свидетельствует: «Чуждый зоологического национализма, Ерофеев реагировал на его проявления в людях с отвращением. Иногда мог и пошутить: “Если начнутся еврейские погромы, то в знак протеста переименую себя в Венедикта Моисеевича”...»⁷

Венедикт Ерофеев из своих странствий и общения со многими людьми из разных социальных слоёв вынес твёрдое убеждение: беды отечества приходят не только извне, а чаще всего зарождаются на родной земле. Причины их появления разнообразны и обусловлены многими факторами и обстоятельствами. Такова истинная подоплёка происходящих исторических событий. С момента возникновения Российской империи и вплоть до появления СССР, его развала и сегодняшних дней.