Венец жизни - [11]

Наша группа штурмом захватила состав. Вагоны были переполнены, но я решил не отступать. В проходе вагона меня остановил адъютант, чистенький такой, благородный. «Погучик, — сказал он холодно, брезгливо оглядывая меня с головы до ног, — во избежание непгиятностей пгошу покинуть вагон. Поезд и без того набит до отказа, количество пговианта огганичено, и совегшенно невозможно давать пгиют пгишлым.. » Понимаете? — Жужубов поглядел на окружающих. — «Пгишлым»… Этакий картавый хлыщ в расстегнутом кителе. Ему жарко… Я выхватил пистолет, заорал: «Ах ты, штабная крыса, жить хочешь? А я, значит, не хочу?! Убью!..»

Поручик замолчал и уставился в пол отсутствующим взглядом.

— А дальше? — робко спросила Полянская.

— Дальше? — встрепенулся Жужубов. — Дальше я не стал больше спорить, а как был в шинели, с винтовкой, с ручными гранатами у пояса, повалился на пол прямо в проходе и заснул непробудным сном. Ночью нас настигли партизаны. Многих перебили, а кто остался жив, уносили ноги…

— Адъютанта убили? — не унималась Полянская.

— Черт его знает, — равнодушно ответил поручик.

— Была и у меня памятная встреча… — с кривой усмешкой проговорил полковник. — Помнится, я прямо-таки жаждал подобной встречи, думал: «Попадись мне хоть один комиссаришка, я ему перочинным ножом не только погоны на плечах, лампасы на ляжках вырежу!» И ведь попался, голубчик! Я, говорит, член Ре Ке Пе и тебя, бандит, презираю… Ладно, говорю, презирай себе на том свете, сволочь… Поставили его перед выкопанной заранее могилой, руки за спиной ремнем скрутили. Я уж хотел скомандовать: «Пли!», да тут один солдатишка как завопит под руку: «Господин полковник, на нем же новый полушубок. Зачем же вещию-то губить!» Я ему кричу: «Пошел вон, посажу под арест!» А большевичок: «Пусть возьмет, мне теперь не надо…» Солдат подбежал к нему, развязал руки, дернул полушубок, а комиссаришка как прыгнет из полушубка, словно блоха, и побежал…

— Хлопнули? — скороговоркой спросил генерал.

— Черта с два. — усмехнулся полковник.

— Убежал? — радостно ахнула Полянская.

— То-то и оно… До сих пор не пойму, как это ему удалось… Простить себе не могу такую оплошность.

Анну покоробил откровенный цинизм полковника. «Вот вы какие!» — враждебно подумала она, как-то по-новому взглянув на всю компанию.

— Равенство, братство… — с недоброй иронией проговорил Федорченко. — А кто они такие, эти большевики? Привилегированная каста. Иначе не бывает, всегда имеются выделяющиеся и… челядь.

— Правильно! — поддержала его Полянская. — Помню, первым человеком в нашем дворе стал сапожник Михейкин. Раньше я его и за человека не считала, а тут ходит самоуверенный, в кожанке, с браунингом у пояса, на голове шлем с красной звездой, на всех покрикивает. Что за начальство? Начальник ГПУ…

— Ах, господа, как надоели подобные разговоры! — сказала хозяйка. — Политика, политика без конца… Ольга Александровна, — любезно обратилась она к Полянской, — сыграйте нам что-нибудь, мы давно не слыхали вашей чудесной игры.

— Да, да! Просим, — поддержали мужчины.

Полянская не заставила себя долго упрашивать, она подсела к пианино, и ее длинные тонкие пальцы уверенно заскользили по клавишам.

Неожиданно Полянская бросила играть. Она встала, стремительно подошла к ящику с сигаретами и закурила. Все посмотрели на нее с удивлением.

— Умирающий лебедь… — заговорила она взволнованно. — Я танцевала его в Мариинском театре в день своего бенефиса. Сам император присутствовал на спектакле… — Она глубоко вздохнула, задумалась, затянувшись сигаретой. И вдруг сказала совсем другим, несколько даже озорным тоном: — А знаете, господа, я ведь выступала перед красногвардейцами Петрограда в восемнадцатом году! Не верите? Так забавно получилось… Пришли двое с винтовками, в военной форме — у меня душа в пятки, думаю: «Все. Расстрел». А они: «Просим вас, дорогой товарищ, выступить в нашем клубе…» Я сразу воскресла. Пожалуйста, говорю, с полным моим удовольствием. Трясущимися руками надеваю манто, они мне любезно помогают. На улице сажают на… броневик, — да, да! И мы куда-то едем по жуткому, ночному Петрограду.

Помню, какая тишина была в зале, когда я танцевала, а потом — бешеные аплодисменты. Я тогда удивилась: неужели они понимают?

— Хе-хе-хе, — ядовито рассмеялся генерал. — Какую благодарную публику вы потеряли, Ольга Александровна.

— Все-таки я часто вспоминаю этот эпизод, — не обращая внимания на слова генерала, продолжала Полянская. — Вспоминаю и думаю, что, пока твоя нога стоит на земле родины, ты человек. Без родины ты — ничто, это хуже смерти.

Генерал нахмурился, проговорил сердито:

— Все вы — жалкие нытики. Нужно бороться с большевиками, а не ныть. Русский интеллигент всегда был горазд ныть, потому и прошляпил Россию.

— А как бороться? — угрюмо поинтересовался поручик.

— Очень просто, — жестко ответил Черновский. — Винтовку в руки и ать, два…

— На службу, в волонтеры? — усмехнулся Жужубов.

— Да хоть к черту! Не все ли равно? Лишь бы против большевиков…

В словах генерала сквозила ненависть.

— Да, мы слишком заблагодушествовали, — поддержал его полковник.

— Господа, перестаньте… — умоляюще проговорила жена полковника. — Давайте лучше пить шампанское.