Вендетта, или История одного отверженного - [130]

«Это пустяк – всего лишь одна из моих причуд. Я ненавижу красные розы! Они мне кажутся человеческой кровью на цветке!»

Она слегка задрожала.

«Что за жуткая идея! Как вы можете такое воображать?»

Я не ответил, а помог ей забраться в карету с преувеличенной заботливостью и учтивостью, затем залез сам, и мы вместе направились в отель, где нас ожидал праздничный обед.

Подобный банкет всегда и везде является причиной значительного беспокойства и смущения даже на солнечном сладострастном юге; все испытывают огромное облегчение, когда наконец он благополучно завершается, когда все цветы уже подарены, а пустые речи и преувеличенно громкие поздравления высказаны. Среди собравшихся гостей, где все принадлежали к лучшим и благороднейшим семействам Неаполя, витала атмосфера всеобщей холодности: женщины уныло сидели, ощущая зависть к красоте невесты и роскоши ее белого бархата и драгоценностей; мужчины были сдержаны и едва могли выдавить из себя признаки малейшей доброжелательности; они, очевидно, думали, что с таким богатством, как мое, я бы поступил мудрее, оставшись холостяком. Поистине итальянцы, а особенно неаполитанцы, не выказывают чрезмерных восторгов по поводу сомнительных радостей брака. Они скорее склонны качать головами и относиться к нему, как к неудаче, а не к благословению. «Алтарь – это могила любви» – весьма распространенная пословица в нашем обществе, и нередко она оказывается пророческой.

Все мы почувствовали значительное облегчение, когда поднялись из-за шикарного банкетного стола и на несколько часов расстались. Мы должны были вновь встретиться на балу, начало которого назначено было на девять вечера. Самые сливки всего мероприятия будут сняты именно тогда; главный выход невесты произойдет вечером, когда зазвучит музыка, начнется веселье, танцы и весь блеск почти королевского приема. Я проводил жену с приличествующей вежливостью в великолепные апартаменты, приготовленные для нее заранее, поскольку ей нужно было, как она сказала, еще многое сделать, как, например, сменить подвенечное платье, проверить все детали ее бального платья и проследить за служанкой, чтобы та правильно упаковала все ее вещи для завтрашнего путешествия. Для следующего дня! Я мрачно улыбнулся, задумавшись о том, как ей понравилась бы поездка! Затем я поцеловал ее руку с самым глубоким уважением и оставил ее одну, чтобы дать ей возможность отдохнуть и приготовиться к блестящему вечеру.

Наши брачные традиции не столь грубы, как в некоторых других странах; жених в Италии едва ли сочтет приличным повсюду сопровождать невесту или набрасываться на нее с ласками немедленно, как только они приобщились к Церковным Таинствам. Напротив, если он распалился, то обуздывает свои желания или скорее как можно дольше скрывает, инстинктивно избегая чрезмерно фамильярного поведения, отлично зная, что ничто не убивает романтику так быстро и окончательно, как голая тупая прозаичность постоянной близости. И я, как и прочие члены моего круга и общественного класса, предоставил своей дважды жене ее свободу: последние часы свободы, которые она когда-либо еще получит. Я оставил ее заниматься теми глупостями, которые она любила больше всего: пустячными деталями ее платья и гордым самолюбованием, на которые многие женщины готовы променять мир души и спокойствие совести, отказывая себе в последней частичке добродетели только ради того, чтобы затмить других представительниц их же пола и тем самым показать себя сердцеедками, мелкими завистницами, ненавистницами, в то время как если бы они сделали иной выбор, то смогли бы пожать гораздо более богатый урожай.

Легко понять чувства Марии Стюарт, когда она наряжалась в свои лучшие платья, собираясь на казнь: это был апогей высшего тщеславия, желание очаровать, если возможно, самого палача. Можно понять любую красавицу, столь же храбрую, какой была она. Ужаснее самой смерти представлялось ей выйти на эшафот и показаться людям в дурном платье. Она приняла решение использовать свое очарование в полную силу до конца своих дней. Я вспоминал об этой сладко улыбавшейся королеве с сочными губками, когда удалился от своей жены на несколько кратких часов; она была королевой с высочайшими требованиями и при этом весьма нездоровыми – она заслужила свою судьбу, поскольку стала предательницей, в чем не могло быть сомнений. И все же многие люди, читая ее историю, жалеют ее, и я не понимаю почему. Для меня представляется странным, что так много сочувствия мир тратит на лживых женщин!

Я прогуливался по одной из широких лоджий отеля, откуда виднелась часть Пьяцца-дель-Пополо, и, зажигая сигару, я лениво наблюдал за развлечениями толпы. Привычное безумие, свойственное этим дням, продолжалось, ни капли не надоедая добродушным легковерным людям, которые, должно быть, уже много раз видели все это прежде. Замечания уличного торговца шуточными снадобьями, который был чрезвычайно многословен, вызывали звонкие взрывы смеха у ярко разодетых девочек и рыбаков. Я не мог расслышать его слов, но догадывался, что продавал он «эликсир любви» по его абсурдным анатомическим жестам; этот эликсир состоял, несомненно, из безобидной сладкой воды.