Тина, копавшаяся в его вещах в спальне, услышав звуки скрипки, прибежала обратно.
— Ну, так-то лучше, — сказала она. — Гораздо лучше. Сыграйте мне что-нибудь.
Брук улыбнулся ей и начал играть.
При первых звуках двери тихо отворились, и в комнату просунул голову доктор Риккасоли.
— Я услышал эту новость и пришел поздравить вас. Что вы играете?
— Сонату ля-мажор.
— Опус 45? Подходит. Но она лучше звучит в сопровождении фортепиано. Вижу, оно у вас есть. Наверняка ужасно расстроено. — Открыв крышку, он пробежал пальцами по клавишам. — Ничего, сойдет, — сел и начал играть.
Осторожно, неуверенно и тихонько поначалу, но чем дальше, тем тверже и увереннее, адвокат и его клиент обрели друг друга в общей страсти к божественной музыке, и звуки одной из прекраснейших моцартовских сонат переполнили тесную комнату и проникли в душу Тины, присевшей на край кушетки. Тина плакала и не утирала слез. А звуки лились через окна, заполняя собой лежавший за ними сад.
Их услышала Элизабет, примчавшаяся сломя голову, как только отец сообщил ей великую весть. Она остановилась на террасе, глядя в комнату. Брук смотрел только на Тину, а Тина на него.
Элизабет попятилась на цыпочках, вернулась в машину и поехала домой.
Отец спросил ее:
— Ну что? Ты его видела? Он счастлив?
— Очень счастлив, — ответила Элизабет сдавленным голосом.
* * *
— Ну, что же теперь будет, хитруля ты мой? — спросила Франческа Риккасоли.
Они с мужем лежали в постели. Луна, пробиваясь в открытые окна, рисовала узоры на стенах их спальни. Бульдог Бернардо похрапывал на теплых плитах двора, в кронах лип заливался соловей.
— Головой ручаюсь, — сказал Риккасоли, — что, едва я убрался, наш милый Брук и Тина галопом помчались в спальню и прыгнули в постель…
— Ну какой ты вульгарный, — возмутилась жена. — Что за фантазии! Он на ней женится?
— Как истинный английский джентльмен, он проснется от угрызений совести и с утра пораньше сделает ей предложение. И как истинная флорентийка, Тина ему откажет.
— И за кем будет последнее слово?
— Разумеется, за ней. Последнее слово всегда остается за женщинами. — Он ласково куснул жену за ухо.
— Руки прочь, чудовище! А что будет дальше?
— Как только Брук справится с угрызениями совести, он оценит свои истинные чувства и предложит руку и сердце нашей очень разумной и во всех отношениях подходящей молодой английской леди — Элизабет Уэйл. Та согласится, и у них будет четверо — нет, пятеро детей.
— А бедняжка Тина останется с носом?
Доктор Риккасоли, устраиваясь поудобнее, сонно промолвил:
— О чем ты говоришь! Тина возьмет в мужья Меркурио.
— То есть Меркурио женится на Тине?
— Нет уж, я знаю, что говорю, голубушка. Он ее не получит, пока она не решит сама. Но все будет в порядке, не волнуйся. Из Меркурио выйдет вполне нормальный супруг, как только он получит возможность больше внимания уделять ее телу, чем своему.
— Твоя вульгарность возмущает меня до глубины души, — недовольно заявила жена.