Вена (репортажи 1919-1920 гг.) - [8]
Ибо общественность предпочитает безмятежно фланировать по тротуарам, никак не реагируя на мальчишек, которые, нисколько общественности не стесняясь, режутся в тарок на деньги и вовсю дымят сигаретами; общественность отваживается напомнить о себе разве что вяканьем клаксона из проезжающего автомобиля, ибо многие из этих чад, повторяю, сидят прямо на проезжей части, в остальном же наша славная общественность старается стайку малолетних картежников попросту не замечать.
Ну конечно, как можно отрывать детей от игры. У нас ведь нынче, как-никак, век ребенка.
Поодаль стоит полицейский и строго блюдет свой служебный долг смотреть за порядком. Но поскольку сегодня в виде исключения ни одна солдатская вдова не вышла на бульварное кольцо с демонстрацией протеста, страж порядка и солдатских сирот не трогает. Вероятно, полагает он, это и есть начало широко объявленной школьной реформы: сказано ведь, что самым прилежным и активным ребяткам будут открыты теперь все пути, ну вот им пока что и позволяют оккупировать часть проезжей дороги. Продвижение особо одаренных детей начинается с того, что им разрешают выходить на мостовую и даже на ней сидеть. А выигравший очередной картежный кон, надо понимать, уже доказал свою одаренность и может смело ждать общественного поощрения.
Ну как прикажете это называть? В самом центре города, прямо на улице, на мостовой, мальчишки режутся в карты. «Позор бескультурья»?
Ну, к позору-то нам нынче не привыкать…
Но к бескультурью…
10.08.1919
Мыльные пузыри
Я видел детишек, пускающих мыльные пузыри. И не в году одна тысяча девятьсот тринадцатом, а вчера.
И это были самые настоящие мыльные пузыри. Из бутылочки с мыльной пеной, через соломинку, двое малышей в тихом венском переулке солнечным летним утром пускали мыльные пузыри. Эти большие, круглые, прозрачные шары, отливая всеми цветами радуги, степенно и легко всплывали в густую синеву летнего неба. Никаких сомнений – это были самые настоящие, взаправдашние мыльные пузыри. Выпущенные из соломинки, а не из болотной трясины передовиц военного времени, не из клоаки политической трескотни, не из пресс-квартир с их походно-полевыми кухнями патриотической фразеологии, нет – это были самые настоящие, радужные мыльные пузыри, неподдельные и прекрасные.
А я вспоминаю, сколько всяких мыльных пузырей лопалось у нас на глазах в те нескончаемо тоскливые времена, когда карточная система и спекулятивная торговля держали мыло в дефиците, а монополия на фабрикацию мыльных пузырей из невинных детских губок перешла в хлебала политиканов и нечистых на руку «борцов за мир». Мыльные пузыри пресловутого «хлебного мира»[18], все эти бурнопенящиеся словеса об «омоложенной Австрии», а еще четырнадцать огромных мыльных пузырей из уст Вудро Вильсона, бесславно лопнувших в Версале, наткнувшись на непреклонного Клемансо[19]. Мы в итоге получили милостивое разрешение цепляться за соломинку, из которой эти мыльные пузыри испускались и по-прежнему испускаются. О, то были поистине прискорбные времена!
Я знаю, нам еще много подобных мыльных пузырей предстоит увидеть. Мыльных пузырей мировой революции, мыльных пузырей диктатуры пролетариата. Но с той минуты, как я узрел настоящие, дивные, отливающие всеми цветами радуги мыльные пузыри, я на все остальные смотрю свысока и с насмешкой.
Ибо теперь мы вернулись во времена, когда детские игры снова становятся нормальными культурными потребностями общества. Логический вывод, который из этой констатации следует сделать, очень прост: и за версту не подпускать политиков и политиканов к культурным запросам общества. Чем молоть языком, пусть лучше молотят солому, насущно необходимую детишкам, чтобы пускать настоящие мыльные пузыри.
И пусть эти пузыри пускают детишки, а не политики.
И не куда-нибудь, а в поезда. В поезда на Южном вокзале, если и когда у железнодорожников нет забастовки. Причем не откуда-нибудь, а только из залов ожидания. А в какие именно поезда? В поезда номер 31 и 35.
Да, именно в вестибюле Южного вокзала расцвел сей цветок бюрократической словесности: «Посадка в поезда №№ 31 и 35 производится через залы ожидания». И ведь не скажешь, что по части определенности в бесподобном этом объявлении есть к чему придраться. В самом деле, кого же нынче волнует, куда именно и когда именно оные поезда отходят? Да когда угодно и куда заблагорассудится! Разве это главное? Главное, что посадка производится через залы ожидания!
О, благодатное процветание изощренной немецкой грамматики на гостеприимной венской почве! Где еще пассивный, он же страдательный, залог сможет почувствовать себя уютней, чем на Южном вокзале? В Вене ведь не бастуют – здесь проводятся забастовки. В Вене не ездят в транспорте. Здесь осуществляется сообщение. Здесь не садятся в поезд. Здесь производится посадка. И не просто так, а в многотысячной толпе других пассажиров, когда перед посадкой сперва испытывается долготерпение длительного ожидания, а одновременно с посадкой производится прессовка, утрамбовка, утруска, а затем, уже в полуобморочном состоянии, зажим, переноска по воздуху и, наконец, вталкивание и протискивание – все это, разумеется, в более чем страдательном залоге.
Впервые напечатанный в нескольких выпусках газеты Frankfurter Zeitung весной 1924 года, роман известного австрийского писателя и журналиста, стал одним из бестселлеров веймарской Германии. Действие происходит в отеле в польском городке Лодзь, который населяют солдаты, возвращающиеся с Первой мировой войны домой, обедневшие граждане рухнувшей Австро-Венгерской империи, разорившиеся коммерсанты, стремящиеся уехать в Америку, безработные танцовщицы кабаре и прочие персонажи окраинной Европы.
Йозеф Рот (1894–1939) — выдающийся австрийский писатель, классик мировой литературы XX века, автор знаменитых романов «Марш Радецкого», «Склеп капуцинов», «Иов». Действие романа «Направо и налево» развертывается в Германии после Первой мировой войны. В центре повествования — сын банкира, человек одаренный, но слабохарактерный и нерешительный. Ему противопоставлен эмигрант из России, практичный делец, вместе с тем наделенный автором романтическими чертами. Оба героя переживают трагическое крушение иллюзий.На русском языке роман издается впервые.
Действие печально-иронического любовного романа всемирно известного австрийского писателя разворачивается в декорациях императорской Вены конца девятнадцатого века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Йозеф Рот (1894–1939) — известный австрийский писатель в своих романах создавший широкую панораму жизни Европы после Первой мировой войны. Проза Рота отличается ясностью и прозрачностью, характерной для реалистической традиции, тонким юмором и иронией. Всборник вошли наиболее значительные романы писателя. В романе `Иов` рассказывается о судьбе семейства местечкового вероучителя Зингера, в поисках удачи покидающего свой дом ради призрачного счастья в далекой Америке. В романе `Марш Радецкого` писатель, прослеживая историю трех поколений семьи Тротта, преданных слуг австрийской короны рисует картину распада Австро-Венгерской монархии.
Одно из самых известных произведений знаменитого австрийского писателя. Герой романа Мендл Зингер, вконец измученный тяжелой жизнью, уезжает с семьей из России в Америку. Однако и здесь, словно библейского Иова, несчастья преследуют его. И когда судьба доводит Зингера до ожесточения, в его жизни происходит чудо…
Жертвоприношения, кровная месть, казнь – все эти варианты узаконенного лишения человека жизни другими людьми существовали с глубокой древности, и все они считались необходимыми. В то же время люди всегда понимали, что смертная казнь ужасна. Неслучайно преступников зачастую предпочитали обрекать на изгнание, чтобы не осквернять родную землю пролитой кровью. Неслучайно Сократа не могли казнить, пока не вернулся в Афины корабль, отправленный на священный праздник, – если бы философ выпил чашу с цикутой в тот момент, когда совершались обряды в честь Аполлона, бог был бы оскорблен.
Борис Владимирович Марбанов — ученый-историк, автор многих научных и публицистических работ, в которых исследуется и разоблачается антисоветская деятельность ЦРУ США и других шпионско-диверсионных служб империалистических государств. В этой книге разоблачаются операции психологической войны и идеологические диверсии, которые осуществляют в Афганистане шпионские службы Соединенных Штатов Америки и находящаяся у них на содержании антисоветская эмигрантская организация — Народно-трудовой союз российских солидаристов (НТС).
Тюмени – первому русскому городу в Сибири – исполнилось 425 лет. Сегодня в нем более семисот улиц, и у каждой, как у всякого человека, свое имя, своя судьба, своя тайна. Этих тайн за четыре с четвертью столетия накопилось немало. Адресована читателю, интересующемуся историей края.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
“Не все люди склонны к прокрастинации, и не каждому прокрастинатору способна помочь стратегия упорядоченной прокрастинации, поскольку иногда это свойство является проявлением проблем посерьезнее, а для их решения нужен более глубокий подход, нежели поверхностное философствование. Тем не менее, если судить по моему почтовому ящику, на этих страницах многие смогут разглядеть себя и в результате если не решить свою проблему полностью, то хотя бы испытать облегчение. Нелишним бонусом будет и целый ряд симпатичных понятий, которые можно применить к себе, таких как акразия, горизонтальная организация, приоритетность заданий, синдром незакрытых скобок”.
В остроумно названном эссе «Девочка с пальчик» («Petite Poucette», 2012) философ бросает взгляд на поколение своих внуков – сегодняшних студентов, способных, ловко управляясь со смартфонами одним большим пальцем руки, беспрепятственно перемещаться если не в физических, то, во всяком случае, в ментальных времени и пространстве. Помимо метких наблюдений над столь необычными существами эта небольшая книга содержит непринужденный конспект основных направлений, избиравшихся мыслью Серра за минувшие полвека.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
“Я вспоминаю, как впервые услышал о радио. Это были иронические газетные заметки о настоящем радиоурагане, грозящем опустошить Америку. Тем не менее создавалось впечатление, что речь идет не только о модном, но действительно современном деле.Это впечатление затем рассеялось очень скоро, когда мы услышали радио и у себя. Сперва, разумеется, удивлялись, как доходят эти звуковые передачи, но потом это удивление сменилось другим удивлением: что за передачи приходят из воздушных сфер. То был колоссальный триумф техники: венский вальс и кулинарные рецепты отныне наконец доступны всему миру.”.
«Культурная индустрия может похвастаться тем, что ей удалось без проволочек осуществить никогда прежде толком не издававшийся перевод искусства в сферу потребления, более того, возвести это потребление в ранг закономерности, освободить развлечение от сопровождавшего его навязчивого флера наивности и улучшить рецептуру производимой продукции. Чем более всеохватывающей становилась эта индустрия, чем жестче она принуждала любого отдельно стоящего или вступить в экономическую игру, или признать свою окончательную несостоятельность, тем более утонченными и возвышенными становились ее приемы, пока у нее не вышло скрестить между собой Бетховена с Казино де Пари.