Вена (репортажи 1919-1920 гг.) - [15]
Вам такие глаза знакомы?
И носы бесформенные, словно из резинового теста, картошки, а не носы. Вот уж над чем природа не мудрствовала. Подбородки у мужчин прямоугольные и широкие, что совковая лопата, а у женщин, наоборот, острые и будто норовят поддеть тебя своим крючком. Руки у всех большие, костистые, сплошь в узлах и переплетениях синих жил, тугих, словно натянутые бельевые веревки. И шишковатые натруженные пальцы, скрюченные подагрой, словно торчащие из земли корни деревьев.
Вам такие руки знакомы?
А еще в той столовой-чайной я видел маленькую девчушку. Волосы у нее были заплетены в тонюсенькие, как мышиные хвостики, косички и уложены венком-колечком вокруг головы. Волосы того неопределенно-водянистого цвета, какой бывает только у бедняков. Зато глаза отливали насыщенной, почти фиалковой синевой. Девочка ела суп из небольшой кастрюльки. Покончив с трапезой, она вышла и уже вскоре деловито семенила как раз по той улице, на которой расположился настоящий бар, не для бедных. Она на него даже не взглянула. Только на секунду прислушалась к игривым, лишь слегка подшофе, фортепьянным аккордам, что нежной россыпью катятся вдоль фасадов. А когда из щелки приоткрытого окна донесся заливистый женский смех, девчушка вдруг нагнулась, словно углядела на мостовой монетку.
А ведь эта маленькая девочка наверняка тоже умеет смеяться. Дивным серебристым смехом, звонким, как стук монетки по мостовой. Так почему же она не смеется?
06.01.1920
Покров
Итак. Теперь, наконец-то, мы знаем – час пробил. Башенные часы собора Святого Стефана запакованы. Газетный лист, – надо полагать, с передовицей, – тщательно укрыл тот циферблат, на котором так потешно и весело прежде выпрыгивали показывающие время циферки. Прыг-скок! Еще минута прошла. Время скакало прямо у вас на глазах, словно белочка.
Нынче время можно узнать лишь по скучному перемещению прозаических часовых стрелок, что снова и снова уныло вершат свое движение по кругу. Смотреть на это сущая мука! Время больше не скачет веселой белочкой, оно ползет улиткой. Да-да, все веселое в прошлом!
Газетный лист, – надо полагать, с передовицей, – ясно показывают нам: час пробил. Правда, снизу не разберешь, что в этой передовице написано. Но я рискну предположить, что мне это и так известно: наверно, это передовица недавно минувших дней, уведомлявшая о прекращении в городе трамвайного сообщения. И мы все сразу поняли: час пробил. Пробил настолько внятно, что впредь узнавать время не имеет смысла.
И вправду – к чему нам время, когда вместо циферблата газета? И ее, кстати, даже не обязательно каждый день менять.
Достаточно снова и снова любоваться на славную передовицу, известившую нас о том, что час пробил.
Одним словом, лик времени отныне сокрыт от нас. Замаскирован. Вот она, карнавальная маска наших дней – циферблат, упрятанный за газетным листом с хорошенькими новостями, которые даже не обязательно читать, настолько они предсказуемы и заранее известны.
08.02.1920
Обвал
Обвал – это когда на бирже случается нечто совершенно неожиданное. Когда вот именно этого спекулянты не ожидали – а оно возьми и случись! Обвал происходит именно и только тогда, когда его не ожидают спекулянты. Потому, кстати, они и называются спекулянтами, ведь одно из значений слова «спекулировать» – «строить несбыточные прожекты», то есть предполагать нечто неосуществимое. Нечто против общих ожиданий.
Так вот, на сей раз против общих ожиданий выросла крона. Спекулянты потеряли на этом кучу денег. У кого не было лысины, тот рвал на себе волосы, покуда лысина не появится. Некоторые особо отличившиеся обзавелись лысиной за одни сутки. В меняльных конторах было не протолкнуться. Перед зданием биржи у Шотландских ворот утром вырос лес машущих рук. Голов было не видно – одни только машущие конечности.
Он один, один-единственный, сумел «выкрутиться».
Полагаю, нет нужды называть его имя. Кто же его не знает – того, кто всегда успевает выкрутиться? Это он остается цел и невредим в железнодорожной катастрофе, повиснув в багажной сетке, словно по рассеянности забытый саквояж. После кораблекрушения именно он всплывает из морских пучин этаким глазком жира в супнице. Если случается пожар или иное бедствие в театре, именно ему достается местечко с краю, прямо под улыбчиво-спасительной надписью «Запасный выход».
Вы спросите, как он выглядит? Главный отличительный признак – он сидит. В меняльной конторе именно он сидит в самом уютном углу раскидистого кожаного дивана. Первое, что бросается в глаза – это мощные ляжки, туго, будто мокрой тканью купального костюма, обтянутые дорогими полосатыми брючинами. Впрочем, ниже колен брюки ниспадают уже этакими вальяжными напусками, чтобы утонуть в голенищах сапог, предусмотрительно защищенных от грязи и луж гамашами.
Вокруг живота, словно брюхо коровьего чучела, сытно вздувается желтая жилетка, третья снизу перламутровая пуговица вот-вот задохнется в удавке петлицы. Зато накрахмаленная грудь белоснежной сорочки вздымается и опускается ровно. Она дышит будто сама по себе и при каждом вздохе, просто так, из любезности, соизволяет приподнимать и галстук. Тогда как короткая толстая шея с гордым подобострастием несет на себе надменно вскинутую голову с гладко зализанными назад, обильно уснащенными бриллиантином волосами.
Впервые напечатанный в нескольких выпусках газеты Frankfurter Zeitung весной 1924 года, роман известного австрийского писателя и журналиста, стал одним из бестселлеров веймарской Германии. Действие происходит в отеле в польском городке Лодзь, который населяют солдаты, возвращающиеся с Первой мировой войны домой, обедневшие граждане рухнувшей Австро-Венгерской империи, разорившиеся коммерсанты, стремящиеся уехать в Америку, безработные танцовщицы кабаре и прочие персонажи окраинной Европы.
В сборник очерков и статей австрийского писателя и журналиста, составленный известным переводчиком-германистом М.Л. Рудницким, вошли тексты, написанные Йозефом Ротом для берлинских газет в 1920–1930-е годы. Во времена Веймарской республики Берлин оказался местом, где рождался новый урбанистический ландшафт послевоенной Европы. С одной стороны, город активно перестраивался и расширялся, с другой – война, уличная политика и экономическая стагнация как бы перестраивали изнутри его жителей и невольных гостей-иммигрантов.
Действие печально-иронического любовного романа всемирно известного австрийского писателя разворачивается в декорациях императорской Вены конца девятнадцатого века.
В 1926 году Йозеф Рот написал книгу, которая удивительно свежо звучит и сегодня. Проблемы местечковых евреев, некогда уехавших в Западную Европу и Америку, давно уже стали общими проблемами миллионов эмигрантов — евреев и неевреев. А отношение западных европейцев к восточным соседям почти не изменилось. «Автор тешит себя наивной надеждой, что у него найдутся читатели, перед которыми ему не придется защищать евреев европейского Востока; читатели, которые склонят голову перед страданием, величием человеческой души, да и перед грязью, вечной спутницей горя», — пишет Рот в предисловии.Теперь и у нашего читателя появилась возможность оправдать надежду классика — «Дороги еврейских скитаний» наконец выходят в России.
Одно из самых известных произведений знаменитого австрийского писателя. Герой романа Мендл Зингер, вконец измученный тяжелой жизнью, уезжает с семьей из России в Америку. Однако и здесь, словно библейского Иова, несчастья преследуют его. И когда судьба доводит Зингера до ожесточения, в его жизни происходит чудо…
Йозеф Рот (1894–1939) — выдающийся австрийский писатель, классик мировой литературы XX века, автор знаменитых романов «Марш Радецкого», «Склеп капуцинов», «Иов». Действие романа «Направо и налево» развертывается в Германии после Первой мировой войны. В центре повествования — сын банкира, человек одаренный, но слабохарактерный и нерешительный. Ему противопоставлен эмигрант из России, практичный делец, вместе с тем наделенный автором романтическими чертами. Оба героя переживают трагическое крушение иллюзий.На русском языке роман издается впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Почему я собираюсь записать сейчас свои воспоминания о покойном Леониде Николаевиче Андрееве? Есть ли у меня такие воспоминания, которые стоило бы сообщать?Работали ли мы вместе с ним над чем-нибудь? – Никогда. Часто мы встречались? – Нет, очень редко. Были у нас значительные разговоры? – Был один, но этот разговор очень мало касался обоих нас и имел окончание трагикомическое, а пожалуй, и просто водевильное, так что о нем не хочется вспоминать…».
Деятельность «общественников» широко освещается прессой, но о многих фактах, скрытых от глаз широких кругов или оставшихся в тени, рассказывается впервые. Например, за что Леонид Рошаль объявил войну Минздраву или как игорная мафия угрожала Карену Шахназарову и Александру Калягину? Зачем Николай Сванидзе, рискуя жизнью, вел переговоры с разъяренными омоновцами и как российские наблюдатели повлияли на выборы Президента Украины?Новое развитие в книге получили такие громкие дела, как конфликт в Южном Бутове, трагедия рядового Андрея Сычева, движение в защиту алтайского водителя Олега Щербинского и другие.
Курская магнитная аномалия — величайший железорудный бассейн планеты. Заинтересованное внимание читателей привлекают и по-своему драматическая история КМА, и бурный размах строительства гигантского промышленного комплекса в сердце Российской Федерации.Писатель Георгий Кублицкий рассказывает о многих сторонах жизни и быта горняцких городов, о гигантских карьерах, где работают машины, рожденные научно-технической революцией, о делах и героях рудного бассейна.
Свободные раздумья на избранную тему, сатирические гротески, лирические зарисовки — эссе Нарайана широко разнообразят каноны жанра. Почти во всех эссе проявляется характерная черта сатирического дарования писателя — остро подмечая несообразности и пороки нашего времени, он умеет легким смещением акцентов и утрировкой доводить их до полного абсурда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
“Не все люди склонны к прокрастинации, и не каждому прокрастинатору способна помочь стратегия упорядоченной прокрастинации, поскольку иногда это свойство является проявлением проблем посерьезнее, а для их решения нужен более глубокий подход, нежели поверхностное философствование. Тем не менее, если судить по моему почтовому ящику, на этих страницах многие смогут разглядеть себя и в результате если не решить свою проблему полностью, то хотя бы испытать облегчение. Нелишним бонусом будет и целый ряд симпатичных понятий, которые можно применить к себе, таких как акразия, горизонтальная организация, приоритетность заданий, синдром незакрытых скобок”.
В остроумно названном эссе «Девочка с пальчик» («Petite Poucette», 2012) философ бросает взгляд на поколение своих внуков – сегодняшних студентов, способных, ловко управляясь со смартфонами одним большим пальцем руки, беспрепятственно перемещаться если не в физических, то, во всяком случае, в ментальных времени и пространстве. Помимо метких наблюдений над столь необычными существами эта небольшая книга содержит непринужденный конспект основных направлений, избиравшихся мыслью Серра за минувшие полвека.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
«Культурная индустрия может похвастаться тем, что ей удалось без проволочек осуществить никогда прежде толком не издававшийся перевод искусства в сферу потребления, более того, возвести это потребление в ранг закономерности, освободить развлечение от сопровождавшего его навязчивого флера наивности и улучшить рецептуру производимой продукции. Чем более всеохватывающей становилась эта индустрия, чем жестче она принуждала любого отдельно стоящего или вступить в экономическую игру, или признать свою окончательную несостоятельность, тем более утонченными и возвышенными становились ее приемы, пока у нее не вышло скрестить между собой Бетховена с Казино де Пари.
“Я вспоминаю, как впервые услышал о радио. Это были иронические газетные заметки о настоящем радиоурагане, грозящем опустошить Америку. Тем не менее создавалось впечатление, что речь идет не только о модном, но действительно современном деле.Это впечатление затем рассеялось очень скоро, когда мы услышали радио и у себя. Сперва, разумеется, удивлялись, как доходят эти звуковые передачи, но потом это удивление сменилось другим удивлением: что за передачи приходят из воздушных сфер. То был колоссальный триумф техники: венский вальс и кулинарные рецепты отныне наконец доступны всему миру.”.