Велькино детство - [6]

Впрочем, он еще раскрыл карту мира. Сразу же после летних каникул, осенью, на первом же уроке географии Велька тщательно изучил страны Южной Америки. Но все было зря.

В школьном атласе в Уругвае не было ничего необычайного. Те же реки, те же горы, те же озера и те же города, что и в соседних странах. Не хуже и не лучше. А вот тому главному, что его манило и околдовало тем летом, что будоражило его фантазию и не давало покоя, этому на карте мира больше места не было.

Бричка-катапульта

Дед у Вельки был и конюх, и механизатор. Раньше, еще давно до Вельки, в механизированной бригаде было много лошадей, и была она тогда больше лошадизированная. Потом коней сменили трактора и комбайны. Но когда дед наведывался в бригаду — непременно в старом пиджаке и картузе с треснутым козырьком, то обязательно заглядывал и в конюшню.

— Мальчик головой мотает, — говорил он озабоченно, — Ты б, Лексей Петрович, его ветеринару показал.

— Давно собирался, — отзывался конюх, — давний дедов знакомец, — Ты, Иван Степаныч, не волнуйся.

И они садились на лавочке в тенечке, заводя долгий разговор. Солнце тем временем убегало высоко в синее небо, и столбик термометра полз все выше, а Велька уходил в парк — лазить по тракторам и комбайнам. Он вставал на облепленные засохшей грязью приступки «Белоруси», заглядывал сквозь бликующие стекла в кабины. Потом спрыгивал и сосредоточенно изучал толстые ребра протектора на больших задних колесах, становился на ось и обжигал ладони, касаясь высоких, выкрашенных синей краской крыльев.

Жаркий желток солнца застывал в зените, и воздух лениво плыл над тускло блестящими железными ежами борон и косилок. Велька садился тогда в большой тракторной тени и бездумно ковырял землю подобранным здесь же сточенным болтом или гнутой железкой неизвестного происхождения. В тени было прохладно и сильно пахло мазутом, солидолом и соляркой.

Самой большой удачей было, когда в парк заезжал «Кировец». Желтой громадиной он возвышался над синими «ДТ» — тракторами «Белорусь», и Велька тогда не отлипал от него. Огромные его колеса были раза в три выше Вельки, а наверх, в кабину вела настоящая лесенка из железных скоб.

К превеликому Велькиному сожалению, покататься на «Кировце» ему так и не удалось, зато в «ДТ» он ездил не раз. Он сидел в высокой кабине, упираясь деду в бок, а земля внизу подпрыгивала и покачивалась и медленно плыла под ними назад. Но больше всего Велька любил ездить на телеге-бричке.

Как колхозник и бывший конюх, дед частенько брал ее — отвезти зерно на мельницу или фураж на складе получить. Но частенько пользовался он колхозным гужевым транспортом в корыстных целях. Противоправные дедовские действия заключались в расхищении народного имущества — разорении колхозных полей.

Все эти пространства, где дед провел почти всю жизнь, отдельно от себя он уже не воспринимал и захаживал, как к себе домой. К тому же незнакомых сторожей у него не было — все друзья, кумовья или знакомцы.

Чаще всего они с Велькой косили клевер, ломали подсолнухи и кукурузу. Потом засыпали похищенным клевером пылающие желтыми языками обугленные колеса подсолнухов и толстые початки — кочаны кукурузы, и долго-долго ехали по раскаленной пыли грунтовок.

Когда Вельке надоедало сидеть рядом с дедом, и хлопать вожжами, он перелезал назад и зарывался в клевер. Подбив под голову пару початков покрупнее, он запускал в рот клеверинку, и принимался глазеть на облака.

Но была у деда с бабушкой и дача — кусок пахотной земли, который отвел им колхоз. Там никто не ставил домики и не жил, как городские, а просто сажали скучную картошку, тыквы, кабачки, подсолнухи, арбузы. Посреди дачи торчало пугало — палка с консервными банками. Оно грустно болтало изодранными рукавами старенькой бабушкиной ночнушки и чуть позвякивало жестянками на ветру — общаясь с такими же печальными соседями на других участках. Вороны обычно любили отдыхать на нем, обозревая окрестности — не идет ли какой человек?

Периодически дед с бабушкой выезжали туда — прополоть картошку и поглядеть, не случилось ли чего. Вельке же и его двоюродному брату Витьке приходилось исполнять трудовую повинность.

В тот они тоже собрались на дачу. Вельке совершенно туда не хотелось, тем более что они с Витькой только что смастерили пару отличных луков — из двух ветвей ореха и толстой лесы и пять штук стрел — из обструганного штакетника, и им не терпелось все это испытать.

— Куриные перья — это, конечно, не то, — говорил Велька с сожалением, распиливая вдоль кургузое перо лезвием из дедовской бритвы. — Надо бы маховое перо из крыла дикого гуся или хотя бы ястреба-тетеревятника. Ты откуда их взял, Витька, из подушки?

— Иди ты, — обиделся Витька, — В курятнике у петуха добыл. Вот, видишь?

Он гордо продемонстрировал расцарапанную руку.

— А знаешь, как этот гад клюется? А гусиные перья сам доставай. Вон, у бабы Нюры целое стадо гусиное. Но туда я бы только с автоматом сунулся — защиплют насмерть.

— Настоящий индеец не пользуется оружием белых, — назидательно пробормотал Велька, приматывая ниткой половинки пера к древку стрелы. — Настоящий индеец может вырвать перо из хвоста орла, так, что тот и не заметит.