Великий страх - [76]

Фонтаны особенно напоминали о том, что Версаль мертв. Глядя на них, таких высохших и грязных, было странно вспомнить, как некогда над ними поднималась радуга, как мириадами брызг рассыпалась вода, как играли в ней золотые рыбки.

Я вышла на берег бассейна Нептуна, нынче затянутого тиной и ряской. Под кустами здесь бегали воробьи. Золоченые лодки теперь гнили на берегу. Пройдет зима, и от них останется лишь груда досок. Искусственные пещеры на одном из островков были разрушены чьими-то патриотическими руками.

В темноте я споткнулась о какой-то предмет. Он с грохотом протарахтел по гравию от толчка. Я наклонилась. К моему удивлению, это была маленькая кованая шкатулка, очень красивая, похожая на те, что делал на станке король и дарил потом придворным дамам. Как она оказалась здесь? Я пожала плечами.

Странный шорох раздался поблизости. Казалось, кто-то идет сюда. Я взглянула на Маргариту.

– Это, наверное, сторож, – сказала она.

– Пойдем отсюда скорее, Маргарита. Я уже все для себя решила.

Жак был рад, когда мы наконец вернулись. Он замерз, ожидая нас, и закутался по самые глаза в кожаный фартук.

– Ничего, мадам, дома отогреюсь, – сказал он довольно бодро, заметив, что я чувствую себя немного виноватой. – Ведь мы возвращаемся на площадь Карусель, мадам?

– Да, – сказала я, – только не домой.

– А куда?

– Во дворец Тюильри.

Жак и Маргарита пораженно уставились на меня. У них в голове не укладывалось, как жена левого депутата Собрания может поехать к королю и королеве.

– Гм, – сказала Маргарита. – А что скажет ваш муж?

– Мне это безразлично.

Гораздо сильнее я нервничала по другому поводу: я опасалась, что не смогу добиться приема. Мария Антуанетта так упряма и непреклонна, она запросто может выставить меня за дверь.

– Мой муж… – начала я нерешительно. Мне все же показалось, что следует учитывать и эту проблему. – Слушай меня, Маргарита, и ты, Жак. Жизнь моя теперь меняется. Вполне вероятно, я теперь буду часто, очень часто ездить в Тюильри. Ни одна живая душа не должна знать об этом, и, уж конечно, не должен знать адмирал. Если он узнает, я буду уверена, что предал меня кто-то из вас, не иначе.

Маргарита была так встревожена, что даже не оскорбилась последним замечанием.

– Что такое, мадам? Что еще вы задумали?

– Я возвращаюсь, Маргарита, просто возвращаюсь, и в этом ничего нет странного!

Карета летела как стрела. Мне было немного страшно, но я не останавливала Жака и не обращала нынче внимания на вздохи и ахи Маргариты.

Когда в девять вечера мы достигли площади Карусель, окна Тюильри были темны и лишь в двух из них горел свет. Я мигом оказалась на земле и зашагала к первым воротам. Свет факелов полыхнул мне в лицо.

– Эй-эй, мадам, – остановили меня гвардейцы. – Куда вы направляетесь?

Я замерла, только теперь уяснив, что у меня нет ни малейшего формального права на вход в Тюильри в такое время.

После разрыва с королевой я имела на это прав не больше, чем любая другая парижанка.

– Ну-ка, ступайте назад! Нечего здесь бродить по ночам, – сурово приказал мне гвардеец.

В эту минуту я увидела Лафайета, который после обычного ежевечернего доклада королю выезжал из Тюильри. Рискуя попасть под копыта лошадей его солдат, я бросилась к нему, ухватилась за стремя.

– Господин маркиз, умоляю вас, прикажите им пропустить меня!

Он удивленно уставился на меня, явно не узнавая, и я откинула назад капюшон. Несколько раз моргнув, он сдержал гарцевавшего коня и галантно спешился.

– Это я, генерал. Я приехала к королеве…

– Да, конечно… разумеется, я узнал вас, мадам де Колонн. Это имя задело меня. Я передернула плечами. Лафайет, ничего не заметив, поднес мою руку к губам.

– Вы, мадам, можете приезжать в Тюильри в любое время. Я только рад буду сделать ее величеству приятное. Но мне казалось, вы уже довольно долго сюда не ездили.

– Я была больна… И еще одна просьба, генерал, – вы позволите?

– Я заранее обещаю исполнить все, что в моих силах, – мягко произнес Лафайет.

– Вы… вы часто видитесь с моим мужем. Не говорите ему, пожалуйста, о том, что я приезжала сюда!

– Даю вам слово, мадам. Ваша тайна останется между нами.

Я не знаю, что он обо мне подумал. По крайней мере, главного я достигла: он махнул рукой своим гвардейцам, и они расступились, пропуская меня.

Я поднялась по лестнице, почти не освещенной, так что даже ступеньки приходилось нащупывать. Вообще за все время, что я шла по дворцу, мне не встретился ни один лакей, ни одна служанка. Неужели все уже спят? Мне не хотелось бы поднимать Марию Антуанетту с постели.

Лишь конец галереи, где находились покои королевы, был освещен несколькими свечами. О существовании люстр, казалось, все забыли.

Я приоткрыла дверь. В прихожей за столиком сидела моложавая темноволосая дама – госпожа Кампан, камеристка королевы. Увидев меня, она настороженно поднялась.

– Что вам угодно, мадам?

– Я хочу повидаться с королевой.

– Ее величество никого не ждет сегодня.

Ответ был так суров и непреклонен, что я поняла: камеристка исполняет волю королевы. Она была верна Марии Антуанетте до мозга костей и даже заслонила собой дверь, будто боялась, что я ворвусь силой. Я подумала, что мне следует любой ценой сломить сопротивление этой женщины. Я выпрямилась, вскинула голову и взглянула на нее так высокомерно, как еще в Версале знатные дамы смотрели на камеристок.