Великий поворот. Как Америка отказалась от свободных рынков - [62]

Для решения проблемы эндогенности экономисты научились использовать неожиданные повороты истории в качестве естественных экспериментов. Например, чтобы выяснить связь между политическими предпочтениями и применением антимонопольного законодательства, Ричард Бейкер, Карола Фридман и Эрик Хилт (Baker, Frydman and Hilt, 2018) обратились к неожиданному вступлению Теодора Рузвельта в должность президента США после убийства президента Уильяма Мак-Кинли. При администрации Мак-Кинли произошла крупнейшая волна слияний в американской истории. Этот президент не проявлял интереса к антимонопольной политике и не собирался ограничивать слияния. Тедди Рузвельт был настроен иначе. В результате те фирмы, которые в большей степени подпадали под действие антимонопольной политики, больше и потеряли после этого убийства. Исследователи приходят к выводу, что «переход от администрации Мак-Кинли к администрации Рузвельта вызвал одно из самых значительных изменений антимонопольной политики в эпоху «Позолоченного века» – и это произошло не в результате принятия новых законов, а в результате изменения подхода к принуждению к исполнению уже существующего законодательства».

Почему лоббизм ведет к неэффективности

Как мы уже отмечали, лоббизм – это не всегда плохо. Существует два основных взгляда на лоббизм: один положительный, согласно которому он представляет безвредное и даже полезное явление, а другой отрицательный. Положительное восприятие лоббизма связано с тем, что он позволяет фирмам, регулирующим органам и политикам обмениваться необходимой информацией. Технологии и вкусы постоянно меняются, и политикам сложно за ними угнаться. Трудно сказать, когда уместна политика laissez-faire, а когда предпочтительнее регулирование. Трудно понять, что важно, а что неважно. В этом контексте лоббисты могут принести пользу. Они обладают сильными стимулами предоставлять релевантную – пусть и предвзятую – информацию. По крайней мере, их действия показывают, что некоторых людей и компании заботит определенная проблема.

Альтернативная точка зрения состоит в том, что лоббирование, по сути, является поиском ренты. Таково мнение экономистов Джина М. Гроссмана и Эльханана Хелпмана (Grossman and Helpman, 1994, 2001). Проще говоря, бизнес лоббирует защиту своей ренты. Это объясняет, например, тарифы на ввоз стали и алюминия, введенные администрацией Трампа в 2018 году. Лоббистские расходы крупных американских сталелитейных компаний выросли примерно на 20 % в период с 2017 по 2018 год. Они успешно подтолкнули администрацию Трампа к введению тарифов, что привело к росту цен и увеличению их прибыли. В случае с алюминием в центре лоббистских усилий оказалась компания среднего размера с численностью работников менее 2000 человек – Century Aluminum. Как сообщается в журнале Business Week от 27 сентября 2018 года, «что не было упомянуто, так это то, что крупнейшим акционером Century является Glencore Plc, швейцарская торговая компания, крупнейший в мире поставщик сырьевых товаров… В то время как Century занималась лоббизмом в администрации Трампа, Glencore вместе с горсткой других компаний, торгующих сырьевыми товарами, накапливала рекордные объемы иностранного алюминия в США – идея заключалась в том, что если о повышении тарифов будет объявлено, то цены вырастут, и весь этот дешевый иностранный металл внезапно станет более ценным. Именно это и случилось».

Существует два пути, которыми рентоориентированное поведение ведет к потере общественного богатства. Прежде всего это прямые расходы, которые заинтересованные группы тратят на лоббирование, могут быть использованы для продуктивной работы, а не для игр с нулевой суммой. Второй вид потерь связан с самой проводимой политикой. Политика, которую отстаивают лоббисты, редко бывает эффективной. Такая политика не принимает форму простых трансфертов или единовременных налогов. Рассмотрим, например, регламентацию входа на рынок. Представьте себе мир, в котором новые фирмы платят единовременный налог, чтобы компенсировать нарушения и вред, которые они наносят действующим на рынке фирмам. В этом мире не было бы косвенных потерь из-за неэффективности. Новые фирмы все равно стали бы проникать на рынок и приносить выгоды с точки зрения ценовой конкуренции и инноваций. Налоги, которые они платили бы действующим фирмам, принимали бы форму трансферта, а не чистых потерь. В сфере преступности происходит именно это – действующие «предприятия» следуют подобным правилам, потому что понимают, что эффективно позволить другим работать и «облагать» их налогом. Подобную политику также отстаивают многие экономисты, когда новые фирмы уничтожают стоимость существующих активов, как, например, в случае Uber и лицензированных такси.

Тем не менее в реальной экономике подобное наблюдается редко, потому что рента старых участников рынка обычно незаконна. Трансферты в этом случае были бы слишком прозрачны и вызвали бы возмущение. Кроме того, принудить к осуществлению таких трансфертов очень сложно. Новая фирма может просто отказаться платить, когда уже проникнет на рынок. Поэтому действующие фирмы обычно прибегают к неэффективным способам защиты своей ренты. Часто это означает полное блокирование входа, что создает большую неэффективность.