Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков - [21]

«Роллан был дурак», – сказала Кудашева писателю Борису Носику, навестившему ее незадолго до смерти.

Глупость умных людей

И ведь он был не одинок в своей оценке происходящего. «В России шла подпольная борьба оппозиционных чиновников и государственных служащих против Сталина, – пишет Уэллс в книге “Краткая всемирная история”. – …Сопротивление, несомненно, существовало, так же как саботаж и предательство».

Что же, получается, и Уэллс – тоже? Выходит, писатель – уточню, настоящий писатель – может быть …дураком? Для меня, воспитанного на евтушенковской формуле («поэт в России больше, чем поэт»), это непредставимо. И тем не менее получается, что, может, он и больше, но не обязательно умнее.

А в чем же тогда больше? Вероятно, в том, что писатель формулирует какие-то важные вещи, которые затем подхватывает общественное мнение. Россия, как принято считать, логоцентричное государство, страна слов, здесь писателей уважают, их слово особо ценится. Писатель предлагает народу готовые формулы но, между прочим, за них не отвечает. Отвечают другие.

Так что, может, Сталину и не составляло особого труда дурить западных интеллектуалов? Да не абы кого, а лучших из лучших – Роллана, Шоу, Уэллса. Но как же те не понимали, что у нас к чему? Этот вопрос мучил меня примерно класса с девятого или десятого, когда из жэзээловского «Брехта» Льва Копелева я с ужасом узнал о существовании просталинской книги Лиона Фейхтвангера «Москва, 1937».

В юности Фейхтвангер был моим любимым писателем. Из его «Иудейской войны» я постиг все то, что в ту пору мне было известно об истории евреев. И не только. Все мои тогдашние представления о свободе и тирании – в разные эпохи – тоже взялись оттуда, и потому я никак не мог взять в толк, как Фейхтвангер мог стать апологетом тоталитаризма.

Впрочем, «Москву, 1937» я еще не читал, в 50–60-е годы Фейхтвангер у нас издавался и переиздавался, исключением была лишь эта книга. Ее выпустили лишь однажды, в том самом 1937 году, весь тираж (200 000!) был раскуплен за неделю, и почти сразу изъят из библиотек (о причинах скажу позже). Переиздали книгу лишь на рубеже 90-х, но тогда она опять прошла мимо, слишком много другого, не читанного вовремя, хлынуло на меня. И вот, наконец, в пандемию дошла до нее очередь.

Прочитав, однако, ею не ограничился и решил ознакомиться с другими творениями западных визитеров, посетивших тогда же нашу бывшую родину. А заодно и с обнародованными стенограммами их встреч с вождем – тех, кого допустили к телу. Так, собственно, и возник замысел этой книги.

Глава вторая Прозрение «лучшего друга»

Социализм был вариантом модернистского поведения, которое хорошо сочеталось с красным галстуком и бородой Бернарда Шоу.

Стивен Спендер

Ромен Роллан, будучи в Москве, сумел сделать доброе дело – вызволил из СССР опального писателя. Виктор Серж, революционер и сын революционера, внук знаменитого народовольца Николая Кибальчича, участника покушения на Александра II, родился и вырос в эмиграции. В Европе примкнул к анархистам. В 1919 году приехал в Петроград. В советской России анархистов сажали, но он стал большевиком и важным лицом в Коминтерне. Ненадолго. Примкнул к левой оппозиции, за этим последовали арест и ссылка в Оренбург. Оттуда – и вообще из страны – он пытался выбраться с помощью иностранных писателей – «друзей СССР».

«Я нашел Барбюса, с которым до того переписывался, в гостинице “Метрополь”, под охраной секретаря-переводчика (ГПУ), ему помогала очень хорошенькая куколка-секретарша, – пишет Серж в книге “От революции к тоталитаризму. Мемуары революционера”. – …Я пришел из перенаселенных комнат предместий, где каждую ночь исчезали товарищи, где глаза жен были красны и омрачены тоской, и я не был расположен к снисходительности по отношению к великим заграничным умам, официально гастролирующим у нас».

Виктор Серж

Анри Барбюс не смог помочь Сержу. Или не захотел. «В первые же минуты я увидел его без прикрас, стремящимся ни во что не вмешаться вопреки себе, – рассказывал Серж о той встрече, состоявшейся в ноябре 1927 года. – …Когда я заговорил с ним о репрессиях, он притворился, что у него мигрень, что он не слышит. …Я, стиснув зубы, констатировал, что передо мной само лицемерие…»

Ходатаем за Виктора Сержа стал Ромен Роллан. «Вы не представляете себе, какой вред нанесло за этот год дело Сержа всем интеллигентам Запада», – писал он Горькому 17 ноября 1934 года. Если против него есть серьезные обвинения, убеждал он, надо их обнародовать. А если обвинения не серьезны, «…разрешите ему зарабатывать на жизнь в Оренбурге, занимаясь писательским ремеслом, – (разумеется, контролируя его с политической точки зрения)». Эти последние слова – о контроле – довольно необычно звучат со стороны европейского либерала, да уж с кем поведешься…

Во время встречи со Сталиным он попросил его выпустить Сержа из страны, «чтобы противники СССР перестали пользоваться “делом Сержа” в интересах своей пропаганды». Сталин сначала притворился, что не знает, о ком речь. Потом сделал вид, что вспомнил, и то потому лишь, что «по поводу его троцкисты поднимали вопрос на конгрессе защиты культуры в Париже». «Это не просто троцкист, а обманщик, – ответил ему Сталин. – Это нечестный человек, он строил подкопы под Советскую власть. …Он нам не нужен и мы его можем отпустить в Европу в любой момент». Тем не менее понадобился еще год, прежде чем в апреле 1936 года Серж был «выдворен» из СССР. Ему повезло, год спустя не сработало бы и вмешательство Роллана.