Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков - [18]

Расскажу немного о том, как велись переговоры Роллана с издательством. Узнал об этом я совершенно случайно. Когда о чем-нибудь пишешь, трудно удержаться от того, чтобы поделиться с окружающими предметом твоего интереса. Так в одном из постов в соцсети я чуть его приоткрыл, упомянув Роллана по какому-то поводу, показавшемуся мне уместным. И представьте, в ответ получил сообщение от давнего приятеля. «У меня, – сообщил он, – сохранились письма Роллана и Кудашевой, адресованные дедушке». В январе 1929 года Ромен Роллан назначил своим поверенным в России его деда, юрисконсульта Жургаза и «Огонька» Аркадия Григорьевича Пертцика, и тот в течение всего года вел от его имени переговоры с издательством «Время».

Ознакомившись с его перепиской с Ролланом, я узнал, как шла работа над авторским договором, предоставлявшим издательству «монопольное право издания на русском языке полного собрания его сочинений». Судя по ней, речь шла главным образом не о финансовых вопросах, гонорар Роллан сразу решил потратить на благотворительность. Тем не менее, поскольку пункт о вознаграждении в авторском договоре обязателен, был определен авторский гонорар Роллана в размере сорока рублей за лист «как ранее вышедших, так и новых произведений писателя, каковой выплачивается Издательством автору в советской валюте путем взноса на текущий счет его в Государственном Банке».

Роллан был против включения пункта о переводе на счет в Госбанк. Мотивировал он свое несогласие следующим. «Позже такой текст будет использован для представления меня как лица, получившего какое-то денежное вознаграждение от СССР; и если я защищаю СССР (как я это делаю), я желаю, чтобы это было на виду у всех, в качестве независимого человека, который никому ничего не должен. С другой стороны, слишком много иностранных писателей уже попользовались от СССР, и я не хочу, в настоящих обстоятельствах, извлечь из него какую-нибудь выгоду». Такая вот щепетильность выглядит немного странно для человека, поддерживавшего СССР буквально во всем. Тем не менее сумму причитающегося ему гонорара он решил пожертвовать на какое-либо общественное дело, мотивируя это решение своим «желанием публично засвидетельствовать свое сочувствие к Советскому Союзу». В конце концов было решено направить деньги Московскому университету.

Еще Роллан хотел, чтобы все его тексты публиковались без купюр. Это условие его поверенному было обеспечить труднее всего. Тут далеко не все зависело от издательства, существовал Главлит с его строгой цензурой. Роллан же не допускал «никакой цензуры для произведений ума». Правда, тут был еще один аспект, сугубо правовой – Роллан, как человек образованный, знал о существовании моральных прав автора, в том числе праве на неприкосновенность произведения, и с помощью своего московского представителя Аркадия Пертцика его отстаивал. Писал ему, что «текст договора не дает автору никакой гарантии в том, что его сочинения будут опубликованы в цельности». Ему было известно, что некие «молодые коммунисты» предполагали издать «Жан-Кристофа» в одном томе, чтобы «роман был доступен народу», и таким образом роман искалечить. «Я очень уважаю народ и искусство. Мнение о том, что народ не может понять произведение искусства без сведения его к уровню плохого фильма или бульварного романа, является для народа унизительным, а для искусства это было бы деградацией. …Я не рассчитывал извлечь для себя денежную прибыль от издания моих произведений в России. Могу же я потребовать, чтобы они не принесли мне по крайней мере неприятностей?»

В январе 1930 года Вольфсон с Пертциком согласовали изменения в первом варианте договора. Надо было также обезопасить Роллана от претензий зарубежных издательств. После выхода первых томов издания «Времени» шведская издательская фирма, как и опасался Роллан, предъявила ему претензии за публикацию русского перевода «Жан-Кристофа», права на который были ей в свое время проданы (хотя перевода она не выпустила). Но это случилось уже после того, как договор Роллана с издательством был заключен, и Пертцик выполнил свои обязательства и, получив обусловленный гонорар, исчез из поля зрения издательства, как и надзирающих за литературой органов. И правильно сделал.

В самом издательстве дела пошли наперекосяк. Сразу после выпуска первых пяти томов собрания сочинений, высоко оцененных Ролланом и критикой, в апреле 1930 года был арестован Илья Вольфсон. Пертцик не мог не почувствовать для себя прямую угрозу и немедленно выехал из Москвы куда подальше. Последующие годы высококвалифицированный юрист работал скромным бухгалтером на Соликамском калийном комбинате и вернулся в Москву лишь в конце 30-х годов. После чего контактов с заграницей не имел, до пенсии работал скромным юрисконсультом одного из министерств.

Остается ответить на вопрос, что двигало Ролланом, когда он давал согласие на выпуск в Советской России собрания сочинений. Судя по переписке, он не очень-то к тому стремился. Больше того, был раздражен тем, что его книги выходили в СССР без разрешения и с купюрами. Какой же у Роллана был интерес?