Великий князь всея Святой земли - [4]

Отроки, быстро собрались пред столом князя, ожидая чего-то необычного и совершенно для них неожидаемого. Ведь, знамо дело, первый раз за десять лет сам благоверный князь на их праздник наведался. Ветераны, оторвавшись от ендов и чаш с явной неохотой, подходили неторопливо, солидно вытирая усы от хмельного меда и заморских вин и поправляя на плечах шелковые накидки, одетые по случаю праздника. Их мало, что могло удивить или озадачить, но и они чувствовали, что не просто так прервал князь их неторопливую беседу и веселье отроков. Да и сам князь, зело, любивший знатный пир, просто так от веселия и удовольствия не оторвался бы, не имея на то причины веской и неотложной. Это ветераны, да вся дружина, все гридни князя Юрия, знали доподлинно. Потому и праздник как-то свернулся, скукожился, и в тишине переместился к столу княжескому, как бы всем своим видом показывая,

– Чего княже? Молви. Внемлем.

– Слушай бояре, дружина, волхвы и дьяки! Слушай народ Ростовский и Суздальский! Я, князь ваш, пред Богом и людьми, объявляю свою волю! Сам иду в стольный Киев-град, к главному отцову столу, на поклон великому князю Владимиру Мономаху, бить челом на венчание с новой княгиней. Ростиславу, с дружиной и старейшинами, Ростов и ростовскую землю стеречь и холить. Андрею, с малой дружиной из отроков, что из изгоев, и ветеранской помогой, ехать в Царьград к Василевсу Иоанну за княжеской невестой Еленой. Со старой дружиной ее в Киев-град отрядить, а самому с малой отроческой дружиной путь держать в Новый Израиль, в Святой Город Ерусалим, на моление и учение. Хожение это совершать покуда не получит знания заветные или покуда родной земле не будет надобен. Сроку на сборы им три дня. На том слово мое закон по Правде!

Сказал, как отрезал, сел в кресло высокое и опрокинул золотой кубок заморского вина, к коему приохотился там, в Ерусалиме. Все! Дело сделано, княжье слово возврата не имеет. Потому пей, гуляй – и праздник и проводы. И смех и слезы, смех для воев, слезы для баб и девок.

Часть первая Начало пути

Добродетель мудрецов напоминает собой путешествие в дальнюю страну и восхождение на вершину: идущие в дальнюю страну начинают свой путь с первого шага; восходящие на вершину начинают с подножия горы.

Конфуций

Глава 1 Кто здрав да умен – два угодья в нем

Три пути ведут к знанию: путь размышления – это путь самый благородный, путь подражания – это путь самый легкий и путь опыта – это путь самый горький.

Конфуций

Отгуляли, отпели суздальцы. Весело веселье, да тяжело похмелье. Утром сборы, сопли и вопли по дворам.

Вспомнил Андрей, как с раннего утра, только солнышко из-за края земли лучиком пробежало, он уже был в старой дубраве, в урочище у Велесова капища. Велесовых волхвов он как-то больше всех любил, от матери, наверное, от любви конского народа к скотскому Богу. Два старых кудесника, все уже знающих и далеко наперед видевших всю его жизнь, одетые в белые, как снег одежды, только с красной повязкой на таких же белых, как снег, длинных до плеч волосах, поджидали его на поляне, около каменного идола.

– Проходи княже, дело пытаешь, али от дела лытаешь?

– За умом пришел, за разумом, – покорно склонил выю Андрей, – поведайте мудрые: какому я роду, племени, какие обереги в путь брать, каких защитников в дороге искать, каким Богам молится, каких путей искать?

– Ну, пойдем княже, будем беседу долгую беседовать, в дорогу тебе заговоры плести и тропки судьбы распутывать. А более всего, будем тебе прошлое рода твово открывать, потому как, если нет у кого прошлого, то не будет и будущего. Кто старое помянет – тому глаз вон, а кто старое забудет – тому оба-два. Можно и наперед загадывать, но тот, кто свою судьбу сам кует, как булатный меч, тому посох поводырский, словно он слепец безглазый, в жизни не нужен. Он сам себе и судьба, и власть, и Бог, и судья. А нужна ему токмо звезда путеводная. Вот ее и будем для тебя искать, ибо у каждого она в этой жизни своя. Не даром народ говорит, мол, под счастливой звездой или под несчастной мать его родила. Кому доля, а кому недоля.

Андрей подошел к старцам, они поманили его за собой, куда-то туда в самый сумрак дубравы, под развесистые ветви вековых исполинов, окружавших поляну плотным строем Велесовой дружины. Раздвинули ветви, нырнули в полутьму леса, ступив на мягкий моховой ковер, и пошли в этой таинственной полутьме. Через какое-то время княжич почувствовал, каким-то своим, одному ему ведомым, звериным чутьем, сосущую глубину болот, прикрытую только тонкой скатеркой мхов и ряски, мягко пружинящей под ногами, но вида не показал. Наконец, волхвы вывели его на маленький остров, на котором стоял шалаш самой Великой пряхи Макоши – Богини судьбы. Он согнулся и протиснулся внутрь, где, присмотревшись, различил смутные очертания то ли самой Макоши, то ли какой-то из ее весталок – колдуний судьбы, о которых много говорилось в народе, но которых никто не видел и не знал, хотя может и жил с ними в соседних избах.

Глаза после лесного полумрака, быстро привыкли к темноте шалаша, и он почти уже ясно различил ту, кого он принял за саму Макошь. Перед ним сидела на мягких медвежьих шкурах девушка-подросток, почти его ровесница, с мягкими чертами лица и льняными волосами, распущенными по плечам, и потому почти полностью скрывающими под этим золотистым водопадом одеяние предсказательницы-ведуньи с вышитыми на нем рунами судьбы и ожерельем из когтей медведя. Княжич, по малолетству, не смог скрыть в глазах удивления и растерянности, чем вызвал едва заметную усмешку в уголках рта кудесницы, которая перебежала двумя хитринками в ее голубые, даже скорее лазоревые глаза, и утонула в их глубине, как в синей глубине Плещеева озера, на берегу которого стоял его удельный город Плещеевск.