Великий канцлер - [65]

– А как же… – начал было Столыпин, но тут же был прерван императрицей.

– Остальными вопросами земледельческих реформ, – строго сказала Ольга, – мы займемся тогда, когда большая часть назначенных к переселению уже переберется на новое место жительства и в центральных районах станет посвободнее. И забудьте, ради Бога, о разрушении сельской общины, хотя бы на первом этапе. Она ведь не только угнетает мужика и сдерживает его экономическую инициативу, но и страхует его от жизненных невзгод, придавая чувство уверенности. Кроме того, государству значительно удобнее работать не с отдельными индивидами, а с целыми коллективами, поэтому переселение тоже лучше проводить путем деления общины пополам. Ну вы меня поняли. Мир сам должен решить, исходя из спущенной разнарядки, какие семьи останутся, а какие поедут на новое место, сам должен назначить уезжающим старосту и подобрать батюшку…

– Да, Ваше Императорское Величество, – сказал Столыпин, – я вас понял. Вы хотите, чтобы переселением было легче управлять.

– Не только переселением, – возразила Ольга, – в одиночку каждый из нас (а не только мужики) – это дикий двуногий зверь, и только структурированное общество себе подобных делает из него человека. Распустить общину – это все равно что распустить гимназистов на перемену и сказать им: «господа, вы свободны, делайте все что вам угодно». Одним словом, Петр Аркадьевич, не извольте дискутировать по этому вопросу, а извольте выполнять!

Закончив со Столыпиным, Ольга перевела взгляд на генерального директора «Росзерна».

– Теперь вы, господин Коншин… – сказала она. – На вас лежит задача не только перевести денежные потоки за экспорт российской пшеницы из карманов гешефтмахеров неудобоназываемой национальности в карман государства, но и создать все необходимое для того, чтобы осуществлять сбор сельскохозяйственного налога в натуральной форме, а также выдачу семенных ссуд. В связи с последней задачей возникает мысль, не устроить ли нам при вашей корпорации специальные семенные селекционные хозяйства, чтобы улучшить качество семенного материала в мужицких, и не только мужицких, хозяйствах. Просто беднейшим мужикам вы будете давать семена в качестве посевных ссуд, а всем остальным – продавать за немалые деньги. И вообще, я на вас надеюсь. Вашей конторе предстоит возместить государству те средства, которые выпадают из-за отмены выкупных платежей. Надеюсь, вы меня поняли?

– Да, Ваше Императорское Величество, – ответил будущий главный зерновой воротила Империи, – понял и постараюсь сделать все в лучшем виде.

– Ну вот и хорошо, – вздохнула императрица. – А теперь я хочу поговорить с вами, господин Кутлер. Ваше ведомство, совместно с работниками имперской безопасности, должно провести ревизии в Крестьянском поземельном и Дворянском банках. В Крестьянском банке я хочу иметь статистику в разрезе того, какие участки приобретались в кредит и каково было благосостояние их прошлых и новых владельцев. Меня не устроит, если деньги банка тратятся на укрепление позиций сельской буржуазии, а не на приращение наделов малоземельным крестьянам… В Дворянском банке меня интересует статистика по находящимся в залоге поместьям и прочим землям с отдельным разбиением на категории служилого и неслужилого дворянства. Сроку вам всем троим – до Рождества, не более того. Все понятно, господа? Ну а раз понятно – тогда идите и работайте, время не ждет. А вы, Павел Павлович, задержитесь, есть разговор.

[десять минут спустя, там же.]

– Итак, Павел Павлович, каково ваше мнение? – спросила императрица, когда Столыпин, Кутлер и Коншин вышли.

– Как говорил один известный персонаж, – ответил Одинцов, – лед тронулся, государыня Ольга Александровна, первый выстрел сделан. До этого дня мы только ремонтировали порушенное и собирали свою команду, но сегодня Вы сделали серьезную заявку на самостоятельную политику. Манифест об улучшении положения крестьян – это еще полбеды, но вот заявка на «Закон о дворянском сословии» была сделана Вами, по моему мнению, сгоряча в пылу полемики, а следовательно, преждевременно. Но бывшее нельзя сделать не бывшим, а посему будем играть теми картами, которые имеются у нас на руках.

– Значит, я все испортила, – расстроилась Ольга, – наверное, мне не стоило так близко к сердцу принимать слова господина Столыпина…

– Ну, все не так плохо, – пожал плечами Канцлер Империи, – есть в этом деле и светлые моменты. План по приведению дворянства в дееспособное состояние был вами высказан в весьма ограниченном кругу лиц, дававших подписку о неразглашении служебной информации, а тем более – сведений, составляющих государственную тайну. К тому же, подумаешь, известие. Крику от такой новости, конечно, будет – как от полоумного петуха на заборе, не без того; но, с другой стороны, надо понимать, что основным настроением образованной публики за стенами Зимнего дворца является фраза «так дальше жить нельзя». Правда, при этом у каждого имеется свое представление о том, как жить можно и нужно, но это уже дело десятое. Наши интеллигенты только ломают дружно, а вот построить что-то новое они не в состоянии, ибо сколько их есть на свете, столько у них и мнений…