Великий Годден - [30]

Шрифт
Интервал

Наступило лучшее время дня – взрослые ушли домой выпить джина, семьи – ужинать, хотя солнце все еще было жар- ким.

Разве есть на свете удовольствие большее, чем медленный переход от холода к теплу?

Я лежала и мечтала об уверенных руках Кита и его медленной улыбке, натянув вокруг своих мыслей колючую проволоку и исключив из них Хьюго и Мэтти.

Если люди испытывают ностальгию по юности, значит, подозреваю, их воспоминания неверны.

23

Осталось две недели лета.

– Послезавтра выходим в Большое плавание, – сказал папа. – Мэл, Кит и я. Отправляемся на рассвете, и не ждите нас обратно раньше ночи.

– И трезвыми, – добавил Мэл.

– Как так получилось, что идет Кит, а не я? – Алекс был в ярости. – Он нам даже не родственник.

– Пойдешь на следующий год, – сказал Мэл, но Алекса это не успокоило.

– Напомните мне, чтобы я вырос и стал всеобщим любимчиком, – крикнул он и выбежал из комнаты.

Но в конце концов папе пришлось остаться дома. С конюшни позвонили и сказали, что Тэм сломала руку. Папа с мамой долго ждали результатов рентгена, выявившего, что перелом сложный; ее должны были положить в больницу и на следующий день прооперировать. Тэм вела себя стоически, но к утру ожидание и боль привели к тому, что она все плакала и плакала, пока ее не успокоили и не повезли на операцию. Мама осталась в больнице, а папа вернулся домой за одеждой. По возвращении он нашел Тэм сонной от наркоза и с рукой в гипсе. Мама вымоталась и очень устала, но в конце-то концов, сказала она, это всего лишь сломанная рука.

Мэл и Кит решили выйти в море без папы, потому что прилив был самым что ни на есть подходящим, и если бы они стали ждать папу, то упустили бы время.

– Вперед! – сказал он им по телефону. – Не ждите меня. Я возьму у Тэм таблетки и повеселюсь.

Мэтти не слишком настойчиво попыталась напроситься в лодку, но Мэл отшил ее, сказав, что это сугубо мужское дело, и они с Китом обнимали ее до тех пор, пока она не сдалась и не рассмеялась, и тогда Кит на глазах у всех поднял ее и поцеловал, и это сделало ее такой счастливой, что она послушно согласилась остаться дома.

Я пропустила этот исторический поцелуй, но узнала о нем от Алекса, игравшего роль пляжного Твиттера, круглосуточно сообщавшего нам важные новости.


Мэл и Кит отправились в плавание рано утром по глубокому каналу, когда начался отлив. Попутный ветер и течение быстро унесли лодку.

– У них уйдет чертовски много времени на возвращение домой, – изрек Алекс. Он здорово умел предсказывать природные явления, и потому никто с ним не спорил. – Кит говорит, что умеет обращаться с парусом, но я в этом не уверен. А Мэл хорош лишь как член команды. Им будет очень не хватать папы – он никогда не попадает в неприятности.

Когда Кит и Мэл уплыли, все успокоились и немного заскучали. Стало совершенно ясно, до какой степени веселье (а также интриги, вранье и секс) зависели от них. Без них жизнь стала казаться удивительно пустой.

Тэм вернулась из больницы домой под конец дня и отказывалась говорить о падении, «Скорой помощи» и своей ярости из-за запрета ездить на лошади до конца лета. Предполагалось, что она проходит в гипсе восемь недель, а потом ей будут делать физиотерапию, дабы рука полностью восстановилась. Никто не думал, что она действительно перестанет бывать на конюшне, но папа грозил ей ужасающими последствиями, и я заранее почти восхищалась Тэм, поскольку она собиралась игнорировать эти угрозы. Я полагала, что она вновь сядет на Дюка через несколько дней, а то и часов, рискуя получить новые травмы, и в результате ей могли ампутировать руку или же ее могло ждать и что-то похуже.

Ужин оказался довольно невразумительным предприятием, он прошел в помещении, потому что по вечерам было уже холодно, за летом маячил грядущий сентябрь. У Алекса не получилось организовать игру в карты, Мэтти плакала (опять), я же пыталась углядеть в подзорную трубу, не возвращается ли лодка. Спустя некоторое время мне стало скучно. Даже не то чтобы скучно, а тоскливо.

Кит и Мэл вернулись, когда совсем стемнело. Они заявили, что слишком устали и не готовы к рассказам о плавании.

Слишком устали, чтобы рассказать о Большом плавании? Да весь смысл плавания заключался как раз в его послевкусии, обсуждении игры и взаимных обвинениях: кто оказался совершенно беспомощным при поднятии спинакера, кто не мог вести лодку по прямой, кто не выяснил, что между тремя и пятью часами паб закрыт.

Но ничего такого в этот раз не было или почти не было. Кит сразу ушел к Мэлихоуп, сославшись на сильную головную боль, вызванную, возможно, солнечным ударом, хотя солнце светило в тот день не так уж ярко. Мэл пошел в комнату Тэм выразить ей свое сочувствие, затем остался выпить вина и выслушать папины ужастики о больнице. Но он странно молчал о том, как они с Китом провели время. Папа попытался что-то вытянуть из него, но не преуспел в этом. Два последних дня оказались для него нелегкими. Было видно, что он устал. Мы требовали рассказать историю плавания, но казалось, это лишь раздражало Мэла.

– Все было путем, – сказал он, – хотя и не воображаемая мной идиллия. Кит не слишком хороший моряк, нам мешало течение, и когда мы добрались до конечного пункта, ветер стих, и потому до четырех часов мы просто сидели и бездельничали. Путь обратно занял в два раза больше времени, чем обычно,


Еще от автора Мэг Розофф
Как я теперь живу

«Все изменилось тем летом, когда я приехала в гости к своим английским кузенам. Отчасти так получилось из-за войны, война вообще многое изменила, но я почти не помню жизни до войны, так что в этой книге — моей книге — довоенная жизнь не в счет. Почти все изменилось из-за Эдмунда. Вот как это случилось» «Как я теперь живу» — ее дебютный роман, который сразу стал бестселлером, был переведен на несколько языков, удостоен множества премий, по нему сняли фильм. Это антиутопия, в которой смешиваются мир подростка, головокружительная любовь и война — жестокая, не всегда явная, но от этого не менее страшная.


Джонатан без поводка

Мозг Джонатана Трефойла, 22-летнего жителя Нью-Йорка, настойчиво твердит ему, что юность закончилась и давно пора взрослеть. Проблема в том, что он не имеет ни малейшего понятия, как это сделать. Тем более, что все составляющие «нормальной взрослой жизни» одна за другой начинают давать трещины: работа, квартира, отношения с девушкой. А тут ещё брат просит присмотреть за двумя его собаками на время его отъезда. В отчаянных попытках начать, наконец, соответствовать ожиданиям окружающих, Джонатан решает броситься в омут с головой – жениться в прямом эфире перед многомиллионной аудиторией.


Рекомендуем почитать
Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Четвертое сокровище

Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.