Великие женщины великих мужчин - [63]

Совсем по-другому строилась жизненная концепция Марии Монтессори. Супружеству не придавалось большого значения, а самое крупное переживание детства было связано с душещипательными рассказами матери о том, что ее притесняли и не позволили стать социально значимой фигурой. Это стало главной движущей силой молодой Марии, и когда пружина стала разжиматься, вектор усилий возникал лишь в одном направлении. Вот любопытная фраза из книги Джина Ландрама, исследователя феномена Монтессори: «Отец пытался отговорить свою волевую дочь, но та проигнорировала его». Тут замешано и общее отношение к мужчинам — как полу, который отобрал у женщин привилегии, и их следует отвоевать. Ничуть не уменьшая колоссального значения деятельности Марии Монтессори, достигнутых ею результатов как педагога и, главное, одухотворенности ее персональной миссии, все же сосредоточим внимание на ее отношениях с мужчинами. А именно: будучи от роду 28 лет, Мария влюбилась в своего помощника. Или, точнее сказать, позволила себе влюбиться, ослабив внутренний блок вытеснения. Этот скромный факт сам по себе гласит о том, что неуемная жажда достижений заслоняла у молодой женщины чувственные влечения, — когда все подчинено единственной цели, остальное непременно теряет свою важность.

Первый опыт оказался сродни ожогу с критической потерей области доверия. «Неожиданная» беременность, незаконнорожденный сын, угроза катастрофы с карьерой (в католической Италии того времени к проблемам такого рода отношение было более чем строгим) — все это предопределило еще большее ожесточение Марии против традиционной миссии своего пола. Она как будто сумела уладить назревающую проблему, договорившись с отцом ребенка тайно воспитывать малыша, никогда не заводя семьи.

Ситуация не помешала упорной женщине вскоре стать директором Ортофренического института. А еще Мария удивила окружение, отправившись в лекционный тур «Новая женщина», в котором она советовала соотечественницам «начать полагаться на мозги, а не на сердце». На самом деле ей просто необходимо было выплеснуть нанесенную мужчиной обиду и как бы дать себе новую установку. Впервые установка касалась не карьерного роста, не исследований в области педагогики, а собственного отношения к созданию семьи, к браку вообще. Ведь это именно она, привыкшая всегда и во всем «полагаться на мозги», вдруг доверилась сердцу.

Причина понятна: в амурных делах она была новичком, несведущей, никогда об этом всерьез не задумывалась. Потому решение бывшего возлюбленного жениться на другой женщине стало для Марии истинным шоком. Любовь во все времена оставалась обоюдоострой — с равным успехом на смертоносных лезвиях тут балансируют наслаждение и страдание. Но немужской удар, исполненный коварности и пренебрежения, Мария выдержать не смогла. Она оставила директорство, отдавшись разработке нового метода воспитания детей — вопросу, с некоторых пор наиболее актуальному лично для нее как оставленной матери с ребенком на руках. Брошенная и обманутая, оскорбленная и одинокая, Мария стала сооружать новую конструкцию своего жизненного уклада, и если бы не ее фантастическая воля, можно было бы только гадать о возможных последствиях подобного стресса.

Что ж, ей удалось справиться с задачей поиска смысла жизни, концентрируя внимание только на работе и достижениях, раз и навсегда отказавшись от любви и личной жизни. В добавление ко всему в 40 лет издание книги «Метод Монтессори» прославило ее, к 45 годам пришло всемирное признание. Весь вопрос, разумеется, заключен в векторе направления усилий. Разве не занимательно, что пишет о Марии Монтессори тот же Джим Ландрам: «В молодости Монтессори имела репутацию роковой женщины, что помогало ей вербовать сторонников своего движения». Может быть, если бы тут присутствовала искорка личного, сугубо женского интереса, ее личная жизнь сложилась бы по-иному? В своей последовательной осаде успеха и мирового почитания Мария Монтессори чем-то напоминает Анну Фрейд, кстати, учившуюся у Монтессори. Адресуя свои достижения буквально всему миру, Мария в итоге слишком мало тепла давала собственному ребенку. А ведь самая преданная из детей Фрейда вывела детский психоанализ (наряду с Мелани Кляйн) в целое самодостаточное направление, хотя сама так и не стала матерью. Этот парадокс упомянут не случайно, потому что весомая научная и общественная деятельность обеих известных женщин выглядит не как продолжение жизненной линии, а как некая ответная реакция на экзистенциальный вызов, в высшей степени странная сублимация, исполненная вопреки нескладной, незавершенной, заковыристой судьбе.

Кто бы ни брался описывать жизнь оперной певицы Марии Каллас, неизменно начинал с акцента на ее исключительно волевой самобытной натуре. Кредо яркой примадонны может быть выражено такими словами, сказанными ею на закате своей карьеры: «Я всегда принимаю решения самостоятельно. По вечерам я часто взвешиваю, вспоминаю, что произошло за день, почему все было так, а не иначе, почему я так поступила, правильно ли я сделала, почему я не смогла сделать что-то лучше, неужели мне не хватило силы воли, — одним словом, рассуждаю сама с собой». Это тем более примечательно, потому что ни уникальная воля, ни редкий талант, ни уникальные вокальные данные не позволили ей принять верное решение в пользу личного счастья и равновесия. Ее жизненный опыт способен оказать колоссальное впечатление. Хотя бы тем, что семья и гармония — это нечто иное, чем успех в стандартном, привычном понимании. Для достижения счастья в личной жизни, по сути, необходимы совсем иные более эффективные рецепты.