Великие женщины великих мужчин - [56]

Первое, что бросается в глаза, — это ответственность героини за свой жизненный сценарий. Писательнице это было присуще только наполовину. Когда от гриппа скончалась ее мать, Маргарет, как и ее будущая героиня, взяла на себя попечение о доме и больном отце. Однако ее первое замужество, замешенное на сугубо физическом влечении, поставило ее личность и саму судьбу на край пропасти. Она прошла сквозь унижения и оскорбления, даже побои, — есть ссылки на то, что Маргарет не расставалась с оружием. Но другой добрый, щедрый, понимающий, хотя, может быть, не такой искусный и мужественный в любви мужчина стал спасителем запутавшейся души. Открыв «типичной провинциальной леди», как ее однажды назвали, необъятные возможности журналистики, он дал ей в руки лук и колчан словесных стрел. Второй брак вывел женщину из сомнамбулического состояния, остался только след тревоги, как рубец. Кажется, ради окончательного собственного исцеления, а не из желания покорить читателей Маргарет и взялась за роман (в пользу этого предположения говорит тот факт, что роман оказался ее единственным произведением). Она описала то, что не сделала сама для своего выживания, но что должна была сделать. И что вообще должна делать женщина для собственного утверждения. В значительной степени для самой писательницы роман «Унесенные ветром» стал десятилетним тренингом, в ходе которого она сумела кардинально изменить свое представление об отношениях с мужчинами. По сути, она писала, чтобы научиться любить — себя и партнера. А еще, не исключено, чтобы заглушить желание обратиться к своим дремлющим темным сторонам.

«Она не сумела понять ни одного из двух мужчин, которых любила, и вот теперь потеряла обоих», — это ключевая фраза о Скарлетт. Где-то в глубинах сознания эта посылка касается тонких струн души самой Маргарет. Есть, конечно, очевидные признаки, связанные, например, с тем, что в образе Скарлетт отражены многие черты характера и внешности самой Маргарет Митчелл. Или с очень реалистичной гипотезой о прямой связи образа Ретта Батлера с первым мужем Маргарет, который, как известно, имел прозвище Ред. Вот показательная запись Маргарет времен ее юности: «Я хотела бы полюбить мужчину, и чтобы он любил меня больше всех других женщин. Я хочу выйти замуж, помогать мужу, растить здоровых детей. Но беда в том, что я не умею любить достаточно сильно…». Тут внимательный читатель легко отыщет сходство со Скарлетт, которая могла испытывать только временные влечения. Когда все колебания и сомнения оказались выплеснутыми на бумагу, притяжение отчужденности было преодолено…

Есть еще один нюанс, связанный с образом Скарлетт, — его мнимая отрицательность в глазах моралистов. Мнимая, потому что Маргарет Митчелл вытащила на поверхность все природное вооружение женщины: коварство, изворотливость и колдовство, которые и позволяют ей выживать, побеждать в сложных хитросплетениях реальности. Это присутствует в каждой женщине изначально, и весь вопрос состоит в применении арсенала или отказе от него.

Пока Маргарет открыто отвергала свою Скарлетт, она была на середине пути к самой себе. Например, любопытна реакция писательницы на намеки в отношении связи ее образа с образом Скарлетт О’Хара. Госпожа Митчелл неизменно приходила в ярость, а репортеры публиковали ее высказывания типа: «Скарлетт проститутка, а я — нет!» Наиболее популярным было такое ее объяснение: «Я старалась описать далеко не восхитительную женщину, о которой можно сказать мало хорошего, и я старалась выдержать ее характер. Я нахожу нелепым и смешным, что мисс О’Хара стала кем-то вроде национальной героини. Я думаю, что это очень скверно для морального и умственного состояния нации, если нация способна аплодировать и увлекаться женщиной, которая вела себя подобным образом…» Маргарет Митчелл не очень уж лукавила, ибо в своей жизни не была подобной Скарлетт. Героиня — продукт ее неукротимого подсознательного: именно такой, согласно ее подкорковой версии, следует быть женщине, если она желает добиться успеха. Но прошло время, и восторженно принятый обществом образ героини стал симпатичен и ее духовной матери.

Есть еще один нюанс, связанный с образом Скарлетт, — его мнимая отрицательность в глазах моралистов. Мнимая, потому что Маргарет Митчелл вытащила на поверхность все природное вооружение женщины: коварство, изворотливость и колдовство, которые и позволяют ей выживать, побеждать в сложных хитросплетениях реальности. Это присутствует в каждой женщине изначально, и весь вопрос состоит в применении арсенала или отказе от него. Писательница, сама однажды уязвленная мужчиной, показала, как можно было бы применить асимметричное оружие пола, и само по себе высвобождение «злого женского духа» избавило ее от необходимости прибегать к его помощи. Зато всему остальному женскому миру просигналило: в вас все-таки есть нечто потрясающее, несгибаемое, непобедимое — разящий кинжал, который, если возникнет необходимость, можно использовать как последний довод. Но также стоит понимать, что широкий диапазон возможностей загоняемой в тупик женщины — это лишь одно из проявлений ее непревзойденного духа. И если этот великий дух, эта чарующая энергетическая субстанция, не видимая глазу, в женщине сохранена, ей не страшны никакие обстоятельства. А сам дух, беспокойный и величественный, подскажет выход из положения и подвигнет на конкретные сугубо индивидуальные поступки. Именно в этом сила противоречивого образа, подаренного Маргарет Митчелл.