Великие шпионы - [69]

Герасимов вспоминает, что во время проведения им с Азефом этой операции ему бросилась в глаза совершенно исключительная осведомленность Азефа относительно всех предположенных передвижений паря.

Все изменения, которые вносили в план царской поездки, в каком бы секрете ни держались, немедленно становились известны Азефу. Он даже бравировал этой своей осведомленностью и почти посмеивался над Герасимовым, который такого рода новости узнавал позднее Азефа. Однажды на этой почве между Герасимовым и Азефом вышло нечто вроде маленькой размолвки: в процессе обсуждения плана операций Азеф указал на необходимость принять во внимание какую-то деталь намеченного маршрута царя. Герасимов возразил, что такой детали в маршруте не имеется, и ссылался на имеющиеся у него официальные документы. Азефа этого не смутило:

— Это — новое изменение, которое до вас, очевидно, еще не дошло, — авторитетно заявил он. — Значит, вам сообщат завтра или послезавтра.

И сколько Герасимов ни старался убедить его в невероятности подобного допущения, Азеф уверенно стоял на своем:

— Наши сведения совершенно точны!

Велико было изумление Герасимова, когда на следующий день он получил «строго конфиденциальный» пакет с дополнительной надписью «лично в руки», в котором содержалось извещение о внесении в маршрут царя той самой поправки, про которую ему накануне рассказывал Азеф.

Во время ближайшей встречи Герасимов, естественно, сделал попытку выяснить источник столь исключительной осведомленности Азефа, но последний самым решительным образом отказался удовлетворить любопытство своего полицейского патрона:

— Вы знаете, что я принимаю все меры, чтобы расстроить покушение и ручаюсь вам, что не допущу его. Но сообщить, кто дает мне эти сведения, я не могу: человек этот занимает весьма высокое положение, об его сношениях со мной известно всего только 2–3 людям. Если он как-нибудь заметит, что о его роли известно, подозрения падут, конечно, на меня и тогда я погиб… Лучше не спрашивайте: я должен заботиться и о собственной голове!

Но подчеркнуть свою победу и в данном споре Азеф не забыл:

— Видите: а ведь прав-то был я. Что стали бы вы делать, если бы во главе Боевой организации стоял кто-нибудь другой?

Настаивать на своем вопросе Герасимов не считал возможным: право Азефа «беречь свою голову» было давно уже признано. Да и ясно было, что это ни к чему не приведет: сломить Азефа было трудно. Но позднее, когда горячее время ревельской поездки прошло, Герасимов провел строго секретное расследование о том, кто именно мог быть информатором Азефа. Так как посвященных в детали разработки маршрута царской поездки было очень немного, то отрывочные указания, имевшиеся в рассказах Азефа, нить для расследования давали. Результаты этого расследования заставили Герасимова схватиться за голову: все говорило о том, что информатором Азефа был не какой-либо второстепенный чиновник (именно на это надеялся Герасимов, начиная свое расследование), а лицо весьма и весьма высокопоставленное. Принимать какие бы то ни было меры против него на свою собственную ответственность Герасимов, конечно, не мог и решил сделать конфиденциальный доклад обо всем этом деле Столыпину. Последний долго отказывался верить. По его настоянию была проведена дополнительная проверка полученного результата, которая только подтвердила первоначальный вывод: означенное высокопоставленное лицо, судя по всему, действительно вполне сознательно оказывало содействие террористам в подготовке цареубийства… Казалось, правительство не имело ни права, ни возможности мириться с подобным положением. И тем не менее после долгих размышлений Столыпин дал указание не давать делу никакого движения:

— Выйдет слишком большой скандал, теперь мы не можем допустить себе подобную роскошь… Может быть, после… Да и роль Азефа в этом случае нам придется открыть, а он нам нужен… Лучше не будем трогать. Имейте только его в виду…

Заботой о «бережении Азефа» Столыпин был тоже проникнут, а потому высокопоставленного помощника в деле организации цареубийства не тронули. Позднее же, когда роль Азефа вскрылась, «трогать» стало совершенно невозможным: разве можно было рассказать публично, что почти член Совета министров в деле подготовки цареубийства сознательно помогал Боевой организации, руководителем которой был агент полиции, действовавший под контролем самого председателя этого Совета министров? Фамилия этого лица остается нераскрытой и до сих пор: Герасимов и теперь не считает возможным назвать ее для печати. Но и не называя этой фамилии, можно составить достаточно ясное представление о богатстве связей, которыми в это время располагала Боевая организация и которые могли бы при случае быть пущены в ход — не для игры, подобной той, что велась Азефом вокруг ревельских планов, а для серьезного предприятия…

Ревельские торжества прошли благополучно. Все были довольны: царь и Столыпин — политическими результатами свидания с английским королем; Герасимов — полученными наградами; Азеф — больше всего той сотней тысяч рублей, которые поступили в фонд Боевой организации из сумм чарджуйского казначейства.