Великие шпионы - [112]

— Будьте очень осторожны. Будет крайне глупо, если с вами что-то случится. А если что-то пойдет не так, я предупредил все пограничные посты. По возвращении немедленно позвоните мне.

Подобная заботливость меня удивила. Однако я понял, что она вызвана не сочувствием, а практическими соображениями.

Рано утром 21 октября мы подъехали к голландской границе. День был мрачный и дождливый. Мой спутник был за рулем, а я сидел рядом, погруженный в размышления. Я не мог побороть беспокойства, тем более что не имел возможности переговорить с F-479, и чем ближе мы подъезжали к границе, тем тяжелее становилось на душе.

Формальности на немецкой стороне не заняли много времени. Голландские таможенники, однако, оказались более дотошными, осмотрели весь багаж, но в конце концов отпустили нас с миром.

Когда мы приехали в Зютфен, в условленном месте нас уже ждал большой «бьюик». Человек за рулем представился капитаном английской разведки Бестом. После краткого знакомства я сел в его машину, и мы тронулись, а мой спутник следовал позади в нашей машине.

Капитан Бест, кстати, тоже носивший монокль, прекрасно говорил по-немецки, и вскоре мы с ним были на дружеской ноге. Общая любовь к музыке — капитан отлично играл на скрипке — позволила сломать лед. Беседа оказалась настолько приятной, что я чуть не забыл, зачем, собственно, приехал. Но хотя я сохранял спокойный вид, в глубине души нервничал, ожидая, когда Бест затронет нужную мне тему. Но он не хотел делать этого, пока мы не прибыли в Арнем, где к нам должны были присоединиться его коллеги — майор Стивенс и лейтенант Коппенс. В Арнеме они сели в машину, и мы поехали дальше. Деловой разговор происходил, пока «бьюик» кружил по голландским дорогам.

Они, видимо, безоговорочно приняли меня за представителя сильной оппозиционной группы со связями в высшем командовании армии. Я сказал им, что группу возглавляет немецкий генерал, но на этом этапе переговоров я не уполномочен называть его имя. Наша цель — насильственное свержение Гитлера и установление нового режима. На этих переговорах я должен выяснить, как отнесется британское правительство к установлению диктатуры немецкой армии и захочет ли оно тайно договориться с моей группой, которая после прихода к власти немедленно займется заключением мира.

Английские офицеры заверили меня, что правительство Ее Величества безусловно заинтересовано в нашем предприятии и что оно придает первостепенное значение тому, чтобы не допустить дальнейшего распространения войны и добиться установления мира. Правительство приветствовало бы устранение Гитлера и его режима. Более того, оно предлагает нам всяческую поддержку. Что касается политических обязательств и соглашений, то на этом этапе они не уполномочены обсуждать подобные вещи. Однако если руководитель нашей организации иди другой немецкий генерал найдет возможность присутствовать на следующей встрече, они полагают, что смогли бы представить более обязывающее заявление правительства Ее Величества. Они заверили, что находятся в прямом контакте с Форин Офисом и Даунинг-стрит.

Мне стало ясно, что я определенно завоевал доверие английских офицеров. Мы условились продолжить переговоры 30 октября в резидентуре британской разведки в Гааге. Я обещал явиться туда в условленное время, после чего мы вместе пообедали и расстались друзьями. На обратном пути ничего не произошло. Приехав в Дюссельдорф, я тут же позвонил в Берлин и доложил о возвращении. Мне было приказано немедленно выехать в управление и там обсудить дальнейший ход операции.

Вечером я прибыл в Берлин. После дискуссии, затянувшейся далеко за полночь, мне разрешили вести дальнейшие переговоры по своему усмотрению. Я также волен был подбирать себе исполнителей.

На протяжении нескольких последующих дней я составлял планы. Я привык проводить свободное время в мирной атмосфере дома своего ближайшего друга Макса де Криниса, профессора Берлинского университета и заведующего психиатрическим отделением знаменитой клиники «Шарите». В этой приятнейшей, высококультурной семье меня годами принимали как сына. Я имел там свою комнату и мог приходить и уходить, когда хотел.

В тот день, когда я размышлял над планом действий, де Кринис зашел ко мне и предложил прокатиться с ним. Свежий воздух освежит мне голову. Пока мы разъезжали, меня осенила идея. Я рассказал де Кринису об операции, которую мы проводим в Голландии, и спросил, хочет ли он поехать со мной в Гаагу. Де Кринис имел звание полковника медицинской службы. Он родился в Австрии и был значительно старше меня. Элегантный, статный, высокообразованный, он замечательно подходил для роли, которую я замышлял для него, а легкий австрийский акцент делал бы его игру еще убедительнее. На следующей встрече с англичанами я представил бы его как ближайшего помощника лидера нашей оппозиционной организации. Де Кринис охотно согласился помочь мне, и я успел получить добро от начальства.

29 октября мы с де Кринисом и агентом, который сопровождал меня в первой поездке, выехали из Берлина в Дюссельдорф, где переночевали и завершили последние приготовления. Я решил в пути не говорить о задании, так что последний инструктаж мы провели на конспиративной квартире.