Великие русские старцы - [280]

„Кончится учебный год — и сын приедет“. Мне все ясно, стою и молчу. Батюшка благословил, а у меня как будто крылья выросли, стала спокойно ждать, легко все делалось и на работе и дома. И все исполнилось в точности по словам старца. У сестры моей муж с первых дней войны ушел в ополчение и пропал без вести. Осталась одна с тремя детьми, две дочки и сын. После войны о муже никаких известий, а по закону раз нет похоронки — нет и пенсии на детей. Я предложила ей поехать к отцу Серафиму.

Когда подошла наша очередь, матушка Серафима сказала: „Там двое приехали, пусть заходят обе“. Я говорю: „Я недавно была у батюшки, мне больше на надо“. Матушка строго сказала: „Он и тебя зовет, и тебе надо!“ Вошли мы в келью, я встала у окна, а сестра начала говорить что-то несуразное, что, мол, она хочет жить в Вырице. Отец Серафим улыбнулся и сказал: „Да, в Вырице вам бы хорошо было“. Я поняла, что это он говорит мне, так как у меня была такая возможность и вера в его помощь. Вскоре сестра получила пенсию на детей за все время, как муж ушел на фронт, а я переехала в Вырицу».

«Мне было семнадцать лет, когда наша семья вернулась в Вырицу из оккупации, — вспоминала Лидия Д. — Позади концлагерь, скитания. В школе учеба не ладится, время-то упущено. По совету соседки пришла к отцу Серафиму. Лежит батюшка весь восковой, чистенький, беленький, светится теплом, как свечечка, — словами не передать. „Батюшка, мы приехали из Франции“. — „Знаю, знаю“. — „Благословите экзамен сдать“. — „Сдашь, только молись“. И сдала, и молюсь ему всю жизнь».

«Сразу после войны муж ушел к другой. Бедность несусветная, ребенка кормить нечем — дочке только исполнился годик. Изо дня в день варю пустую похлебку из щавеля, а он зарплату уносит в чужой дом. У батюшки в келье залилась горючими слезами. Подает мне конфетки: „Даю тебе две подушечки для дочки“. И, помолчав: „Мужа от миски не отгоняй. Не ругайся, а молись Богу“. И уж совсем неожиданное: „Вы хоромы построите“ (а мы жили чуть не в сараюшке). Верная его наставлению, стала молиться и за мужа, и за разлучившую нас женщину. И наша семья воссоединилась, а потом мы выстроили дом (лесоматериалы и участок под застройку чудесным образом достались почти за бесценок), в этом доме молитвами отца Серафима живу и до сих пор…» — вспоминает Татьяна Р.

«До четырнадцати лет я была глупой атеисткой, хотя мама и воспитывала в вере, — пишет Нина Н. — Однажды недостойно обратилась к иконе, и мне наяву был показан ад. После этого — а мы уже вернулись из эвакуации домой — у меня началось самое настоящее беснование. С места, бывало, не сойду, пока не додумаю тяжелую мысль. При этом плевалась, трясла головой. Стала пропускать уроки, потом и вовсе бросила школу. Лечили в Бехтеревке гипнозом, я делала вид, что сплю, но темные силы не давали покоя. Мама подвела скорбный итог: „Бог наказал за то, что отступила“…В келье отца Серафима я оказалась зимой 1948 года. „Что, припадки у тебя?“ Помолчали. Благословил, положил руку на голову. Помолился. Миг, как молния. Словно ничего не произошло. Но с этой минуты все у меня удивительно и непостижимо изменилось…»

«В усадьбе около дома, где жил отец Серафим, — вспоминал Алексей С., — было много людей, так что трудно было подойти к крылечку. Время от времени на крыльце появлялась матушка Серафима и спрашивала: „Вы к батюшке?" Когда отвечали: „Да", — она уходила и, снова выйдя из дома, говорила, примет батюшка или нет. Перед нами стояли несколько человек, которым матушка говорила: „Отец Серафим вас принять не может, вы пришли не с чистым сердцем“.

Дошла очередь до нашей семьи. Матушка и нас спросила: „Вы хотите к батюшке на благословение?" Мы сказали: „Да", — и она ушла. Через несколько минут она вышла, сказав, что отец Серафим примет нас. Батюшка полулежал в своей келье на втором этаже, на главе его была синяя треугольная шапка, рядом стояла скамейка. Он нас очень хорошо встретил, предложил сесть на скамейку, благословил нашу дочку, дал ей конфет, погладил по головке. Потом обратился к нам: „С чем пришли?“ Я все рассказал о себе, что хочу устроиться на работу, но много препятствий. Он внимательно выслушал меня, спрашивал, куда я ходил, в какие организации. Я удивился его светлому разуму, он прекрасно знал весь город, все его предприятия и организации, поразило меня и его ясновидение.

Он благословил меня обратиться в одну организацию и потом, как бы между прочим, сказал: „Какие вы счастливые, хлеб скоро будет стоить три копейки“. Так, по благословению отца Серафима, я проработал в указанной им организации тридцать шесть лет. Когда мы уходили от батюшки, он нас благословил и сказал: „Когда умру, приходите ко мне на могилу и я вам буду помогать“. В течение всей прожитой жизни, когда бывали трудности и на работе, и в семье, всегда я бывал и бываю на могиле батюшки Серафима, и каждый раз ощущал его помощь. Когда собираюсь поехать к отцу Серафиму, у меня всегда появляется „зеленая волна“, даже если занят на работе».

Когда в 1948 году настоятель Вырицкого Казанского храма протоиерей Алексий Кибардин передал патриарху Алексию I образ Спасителя (этот образ был родовым в семье Муравьевых), патриарх просил передать старцу Серафиму, что просит его молитв. Отец Алексий Кибардин далее вспоминает: «Кончился прием, слышу в публике голос: „Да ведь за патриарха вся Церковь молится, а он просит молитв схимонаха…“ „Ну, это не простой схимонах, а старец“, — произнес неизвестный…»