Великие перемены - [15]

Будучи человеком опытным, я тоже навел справку. Я прекрасно знал, что спрашивать о знаменитом, выдержавшем государственный экзамен ученом лишено шансов на успех. Я спросил лишь о местонахождении Всегородского собрания ученых и узнал — правда, после первоначального недоразумения, основанного на незнакомой мне разновидности языка большеносых — что эта организация находится недалеко от Пещеры железных труб.

Я отправился туда. Меня удивляло, что улицы совершенно пусты. Над булыжными мостовыми стояла пугающая тишина. Воняло чем-то странным. Но по крайней мере дождя не было.

Я шел в направлении, которое мне указал один из тех любезных разодетых людей. На улицах почти не было повозок Ma-шин, обычно тысячами угрожавших жизни и делавшей ее небезопасной. Я не мог уяснить для себя ситуацию и сказал сам себе, что привычки большеносых непостижимы. То они выбегают из домов, то сидят внутри. Но и без объяснения, которое мне впоследствии дал мой новый друг Хэн Цзи, я понял, что здесь в Либицзине следует крайне осторожно ходить вдоль домов и не очень сильно наступать ногами на тротуар — иначе кусок стены может свалиться на голову. Я же шел по середине улицы. Это было возможно, потому что не было видно ни одной повозки Ma-шин. Так я добрался до здания Всегородского собрания ученых. Это только так говорится: до здания. Это было целое скопление зданий, одно из которых высилось до самого неба — так высоко… Я запрокинул голову назад, чтобы увидеть его вершину, голова закружилась, и я упал. По счастью на маленькую травяную площадку. Ну ладно. Я с трудом поднялся и вошел в близлежащее здание через ворота, показавшиеся мне главным входом. Здесь тоже никого не было. Я долго блуждал по дворам и проходам, пока, наконец, не нашел одного выдержавшего государственный экзамен ученого, в руках которого была метла. Ты должен знать: в таком Всегородском собрании ученых любая ученость почитаема. Здесь происходят совершенно невероятные вещи. Существуют ученые, которые изучают, как выглядит бог, а другие изучают, из чего состоит коровье молоко. Я же сказал, отвесив одну седьмую поклона:

— О благородный старец, постигнувший премудрость всей метловой учености, будут ли цветы твоего великодушия столь благосклонны ко мне, что мне позволено будет узнать — хотя я этого совершенно недостоин — не смогу ли я здесь где-нибудь найти выдержавшего государственный экзамен ученого по имени Ши-ми?

На это он сказал только: «Чего?» и посмотрел на меня так, будто у меня было два носа.

Я начал осознавать, что в случае человека с метлой речь скорее всего идет об ученом низшего ранга, и поэтому повторил свой вопрос в более простой форме.

На что он ответил: «Не-а» и, отвернувшись от меня, продолжал мести двор.

Итак, это был явно не ученый, а скорее всего слуга. Я вынул из сумки монету не слишком большого достоинства, протянул ее ему и еще раз кратко задал вопрос.

После многочисленных переспросов и недоразумений я, наконец, понял, что он мне ответил: во-первых, здесь есть семь выдержавших государственный экзамен ученых по имени Ши-ми; во-вторых, сегодня в доме никого нет, потому что сегодня один из самых главных праздников (Ага! Вот почему улицы пусты) и в-третьих, сейчас здесь вообще нет никого из выдержавших государственный экзамен ученых, потому как наступили каникулы, и все ученые уехали на далекий остров в море, который называется Ма-ёка.[25]

— Все? — удивился я.

— Ну да, — сказал он и засмеялся. — Один или два, может быть, в горах в Ти Лой[26] в снегу кувыркаются.

Что мне было делать? Я поплелся назад. Да: именно поплелся. Поездка в передвижной железной трубе меня порядком утомила. Я валился с ног. Было ясно, что деньги скоро закончатся. Следует ли мне дожидаться возвращения выдержавшего государственный экзамен господина ученого Ши-ми? И когда он вернется? Я еще раз обратился с вопросом к слуге с метлой. Он этого не знал.

— Этого не знает никто, — сказал он. — Они делают, что хотят. После Великого Преображения никакого порядка не стало.

Он взял свою метлу, слегка взметнул пыль и исчез.

Перед зданием простиралась большая площадь. Несколько жалких кустов выгибались навстречу скудному солнцу. На одной из скамеек сидело существо без лица. Я испугался и остановился. В шаре размером с голову из серо-белой, местами желтой пакли открылась щель, из щели раздался голос: «Ну чего тебе?» Тут я заметил, что в пакле были еще две щели, в которых блестели маленькие глазки. Ага, значит это человек. Я склонился в две седьмые.

— Ты нездешний? — спросил шар из пакли, не шевелясь.

Он сидел, вытянув ноги далеко вперед, а руки раскинул на спинке скамьи.

— Нет, — сказал я.

— И кто же ты такой? — спросил он.

— Несчастный, — ответил я.

Тут он громко рассмеялся.

— Несчастный. Очень хорошо. Несчастный. А остальные счастливые, да? Несчастный. Садись сюда.

Он принял одну руку со скамейки, чтобы освободить мне место. Я сел. Хорошо, что тут подул легкий ветер, потому что паклеголовый человек пахнул уксусом и еще чем-то, напоминающим паленый рог.

— Какой сегодня праздник?

Он употребил непонятное мне выражение. Только задав множество вопросов, я вытянул из него, что сегодня у большеносых торжество в память о том, что их бог был прибит гвоздями к стене.