Великая война. 1914–1918 - [109]

, но потом выяснилось, что в ночь на 7 марта маленький турецкий пароход установил параллельно берегу минное заграждение, которое осталось незамеченным. В последовавшей суматохе тральщики — экипажи на них были гражданские — начали отступать, проходя между кораблями. В результате этих маневров получил повреждения и был выведен из строя старый линкор «Иррезистибл». Затем раздался взрыв на борту «Оушена», еще одного старого крейсера, а вскоре снаряд серьезно повредил французский линкор «Сюфрен». «Голуа» и современный линейный крейсер «Инфлексибл» получили повреждения еще раньше. Словом, Де Робек потерял треть своего флота. «Оушен» и «Иррезистибл» к концу дня затонули. «Инфлексибл», «Сюфрен» и «Голуа» вести бой не могли, «Альбион», «Агамемнон», «Лорд Нельсон» и «Шарлемань» были серьезно повреждены. С наступлением темноты Де Робек отвел свои корабли. Десять рядов мин, перегораживавших выход в Мраморное море, всего 373 штуки, остались стоять, где их поставили, а большинство береговых батарей, хотя и расстреляли весь боезапас, пушки сохранили[408].

22 марта адмирал Де Робек встретился на борту «Куин Элизабет» с сэром Иеном Гамильтоном, который был назначен командующим средиземноморскими экспедиционными силами, чтобы обсудить, следует ли возобновить продвижение флота. Адмирал и генерал быстро пришли к согласию, что без помощи десантных отрядов это невозможно. Многочисленные плавучие мины в сочетании с огнем береговых батарей создали чрезвычайные трудности. Если стационарные орудия большого калибра еще можно было подавить, то передвижные батареи, будучи обнаруженными, передислоцировались на новые позиции и возобновляли обстрел тральщиков, не давая им снимать минные заграждения, протянувшиеся между европейским и азиатским берегом. У линкоров не было возможности идти вперед. Помочь тут мог только десант. Высадившиеся войска захватили бы мобильные батареи и вывели их из строя, а тральщики бы продолжили свою работу.

Храбрецы, в частности коммодор Роджер Киз, командовавший тральщиками, настаивали на том, что нужно продолжать наступление, несмотря на потери. Киз был убежден, что турки деморализованы, а боеприпасы у них вот-вот закончатся. Более осторожные офицеры считали, что рискованные действия приведут к дополнительным потерям, и впоследствии это подтвердилось. Так или иначе, победили прагматики. В конце марта решение о высадке было принято — Де Робеком и Гамильтоном, независимо от кабинета министров. Оставалось лишь определить, в каком месте и какими силами. Рейдами морской пехоты обойтись бы не удалось. Разведка средиземноморских экспедиционных сил, как называлась команда Гамильтона, оценивала численность турецких войск в 170.000 человек. Это было преувеличением. Лиман фон Сандерс, командовавший немецкими войсками этого сектора, имел для обороны побережья протяженностью 250 километров всего шесть слабых дивизий, насчитывавших 84.000 солдат и офицеров. Средиземноморские экспедиционные силы состояли из пяти дивизий — 29-й, Королевской морской, 1-й австралийской, австралийско-новозеландской и эквивалентного дивизии восточного экспедиционного корпуса, предоставленного французами, и все они были необходимы для того, чтобы удерживать плацдармы, будь турки даже слабее, чем в действительности. Решение задействовать все пять дивизий было принято с самого начала. Их предполагалось погрузить на транспортные суда на поспешно организованной базе в бухте Мудрое соседнего греческого острова Лемнос, а затем высадить на вражеский берег. За месяц, прошедший между поражением в морской битве 22 марта и днем начала операции, 25 апреля, провели подготовку — масштабную, но по большей части спонтанную. Мудрое заполнился складами с продовольствием и боеприпасами. Для высадки десанта собрали флот из транспортных судов, а также лодок и импровизированных плавсредств.

Но самой большой импровизацией являлся сам план высадки. В отсутствие надежных разведданных о расположении турецких войск оставалось только гадать, в каких местах высаживающиеся на берег столкнутся с наименьшим сопротивлением и где достигнут наибольших успехов. Низкий азиатский берег выглядел соблазнительно — за ним простиралась продуваемая ветрами равнина, но Китченер запретил Гамильтону там десантироваться. Доводы он привел спорные, в частности, что десант затеряется на этих огромных пространствах. Китченер потребовал высадки на полуостров на европейском побережье — Галлипольский, как его называли по имени крошечного городка у выхода из Дарданелл, но эту задачу осложнял рельеф местности. Узкий перешеек у Булаира, находящегося в 65 километрах от оконечности мыса Геллес, со стороны Средиземного моря имел плоский берег и давал возможность отрезать путь к отступлению всем турецким войскам, расположенным южнее, однако турки натянули на нем напротив этого города несколько рядов колючей проволоки. Берег казался неприступным. Вдоль остальной части внешнего побережья полуострова к самой воде спускались отвесные скалы. Удобный для высадки участок имелся только в одном месте и был закреплен за частями АНЗАК. Альтернатива была — сам мыс Геллес, где от цепочки маленьких узких пляжей местность полого поднималась к возвышенности в глубине полуострова. К тому же это место накрывал огонь стоящих на рейде кораблей, поэтому для высадки 29-й дивизии выбрали Геллес. Королевская морская дивизия должна была провести отвлекающую атаку в Булаире, чтобы оттянуть с мыса турецкие подкрепления, а французам ставилась такая же задача на азиатском берегу, в Кум-Кале неподалеку от Трои, после чего они должны были поддержать 29-ю. На мысе Геллес выбрали пять пляжей и обозначили их буквами Y, X, W, V и S. Пляж Y находился на расстоянии 8 километров от оконечности мыса со стороны Средиземного моря, S — на берегу Дарданелл, а X, W и V — под самым Геллесом.