Великая Смута - [58]

А против интервенции, как всем известно, русский народ всегда поднимался всей землей. Первыми испытали на себе прелести польского владычества жители смоленских волостей, еще недавно отказавшиеся садиться в осаду. Вот что они писали москвичам: «Мы не противились — и все погибли, в вечную работу латинству пошли. Если не будете теперь в соединении, то… переменена будет христианская вера в латинство, и разорятся божественные церкви… и убиен будет лютою смертию род ваш христианский, поработят и осквернят и разведут в полон матерей, жен и детей ваших». Знаменем русского народного сопротивления стал патриарх Гермоген, который в декабре 1610 года начал рассылать по городам свои послания с призывом защитить православие и землю Русскую. На его обращение, как и следовало ожидать, сразу откликнулся пассионарный Прокопий Ляпунов, против которого Гонсевский немедленно послал крупный отряд запорожских казаков. Но к Ляпунову на выручку уже спешил зарайский воевода Дмитрий Пожарский, к нему присоединились коломенское и рязанское ополчения. Получив пополнение, Ляпунов направился из Пронска в Рязань, а Пожарский сам оказался в осаде. Однако удача сопутствовала будущему освободителю России. Во время стремительной вылазки он разгромил запорожцев и обратил их в бегство. Для антипольского восстания на юге Московского царства уже не было никаких препятствий. Начались интенсивные пересылки между городами, сбор земских ополчений и денежных средств. На защиту православия поднялись не только Поволжье и Север, но и остававшаяся до последнего времени безучастной далекая Пермь. Рязанское и северское ополчения на Москву вел думский дворянин Прокопий Ляпунов, муромское — князь Литвин-Масальский, низовское — князь Репнин, суздальское — Артемий Измайлов, ярославское и костромское — князья Волынский и Волконский, вологодское и поморское — князья Пронский и Козловский, галицкое — Мансуров. Из Пскова спешил печально знаменитый тушинец атаман Просовецкий, а из Калуги — недавние злейшие враги земства, донские казаки во главе с тушинским боярином князем Дмитрием Трубецким и атаманом Заруцким. К тому времени атаман уже «сошелся» с Мариной Мнишек и рассчитывал, что царский трон может занять ее новорожденный сын Иван, называемый в народе Ворёнком. Но самым интересным оказалось то, что свои услуги в защите православия, правда не бесплатно, предложил Ян Сапега, знакомый нам по многомесячной и кровопролитной осаде Троицкого монастыря. И Ляпунов, к своему позору и нашему стыду, принял это предложение. Хорошо еще, что союз не состоялся, а то неизвестно чем бы он мог закончиться.

Итак, в марте 1611 года передовые отряды земского ополчения и казачьи разъезды появились в непосредственной близости от Москвы. Напуганные поляки и их русские советники принялись лихорадочно готовиться к обороне. Опасаясь внутригородского восстания, они заменили стражу у городских ворот, запретили жителям Москвы ходить не только с саблями, но и с топорами, будь то плотники или торговцы соответствующим инструментом. Более того, крестьянам не разрешили возить в город мелкие дрова: вдруг их используют в качестве кольев — оружия простолюдинов. На Вербное воскресенье, 17 марта, Михаил Салтыков готовил широкомасштабную провокацию. Он подговорил поляков воспользоваться праздничным шествием и учинить расправу над патриотически настроенными москвичами, но горожане, вопреки традициям, отказались от проведения демонстрации, и бойня сорвалась. Поляки так без дела и простояли на улицах и площадях. А через два дня, когда положение в Москве стало еще более опасным, поляки решили поднять пушки на кремлевские стены. Своих сил не хватило, тогда они обратились к московским возчикам, но те отказались им помогать. Началась перепалка, перешедшая в рукоприкладство, а затем и в самое настоящее побоище. Иностранные наемники численностью около 8 тысяч человек, перешедшие на сторону поляков во время битвы при Клушине, услышав шум, выступили из Кремля и тоже принялись избивать безоружных москвичей. В результате погибло около 7 тысяч горожан. Русские ударили в набат, стали вооружаться и возводить баррикады. К ним на помощь поспешили Дмитрий Пожарский, Иван Бутурлин и Иван Колтовский со своими отрядами. Общими усилиями поляки сначала были остановлены, а потом и оттеснены в Китай-город. Ополченцы и взбунтовавшиеся москвичи заняли Замоскворечье, Яузские и Сретенские ворота. Чтобы выкурить восставших, поляки по совету своих русских приспешников подожгли город. Говорят, что Михаил Салтыков первым запалил свой дом. За ночь, с 19 на 20 марта, Белый город выгорел дотла, а утром следующего дня огонь уже вовсю гулял по Замоскворечью. Пожарский получил серьезное ранение. Русские передовые отряды отступили, а вместе с ними из города потянулись многочисленные беженцы в поисках ночлега и куска хлеба. Однако 25 марта основные силы земского ополчения и казаки численностью около 100 тысяч (цифра, вероятно, завышена) подошли к Москве, 1 апреля они окружили Белый город, а 6 апреля штурмом овладели большей частью крепостных стен. Польский гарнизон оказался в осаде.