Великая Ордалия - [28]
Наполненное императорской пустотой.
— Найди того, кто это сделал, Саксиллас, — проговорила она. — Верни себе честь. Оправдай доверие твоего Господина и Пророка.
Благородный нансурец стоял словно бы потеряв дар речи, либо осознав, что ему угрожает проклятье, либо не представляя, что нужно делать дальше. Этот бестолков, поняла Эсменет, бестолков и некомпетентен, как многие вполне достопочтенные люди. Ей хотелось визжать и царапаться. Но почему? Почему доверие всегда покупается хитростью?
— Мать? — спросила Телиопа.
Привычный уже барабанный бой казался извечным. Язычники кружили на горизонте, точили мечи, обдумывали, как погубить её. Язычники всегда подсматривали за ней из-за угла.
— Оденься, — велела она своей любимой нескладной дочери. — А то смотришься прямо как обычная шлюха.
— Что… — закашлялся на ходу Вем-Митрити, её древний годами великий визирь, поспешавший к ним по коридору. Неловкая походка его внушала откровенную жалость.
— Что такое… — выдохнул он, — я слышал… говорят про какое-то убийство…
— Пойдем лучше отсюда, старичок, — проговорила Эсменет, заступая ему дорогу и поворачивая в обратную сторону. — Здесь нам уже нечего делать.
И тут без предупреждения глас дальних труб примешался к свету зари… труб собрания…
Труб войны.
Едва оказавшись в священной резиденции, Телиопа направилась к Кельмомасу, оставив яркий солнечный свет и погрузившись в прохладные тени зеленых дворов. И найдя его, замерла в нескольких шагах, словно бы на воображаемом пороге занимаемой им воображаемой комнаты. Юный принц империи повернулся к сестре с вопросительной улыбкой, внимая зрелищу, которое представляло собой её явление. Верх — лакированный фетр, отороченный идеальными жемчужинами, по три на плечо. Корсаж из вышитой серебром ткани, жестоким образом зауженный в талии. Юбка под якш, бирюзовый шелк, натянутый на обручи и ребра.
Рехнувшаяся старуха, подумал Кельмомас. Телиопа разоделась как рехнувшаяся старуха.
Поднявшись на ноги, он отряхнул грязь с коленок. Ветерок шевельнул листву гибискуса над их головами. Прожужжало осеннее насекомое.
Что-то пошло не так, прошептал голос.
Он кивнул, обращаясь к небу, к ритмичному, едва слышному дальнему гулу, прокатывавшемуся по нему.
— Фаним на самом деле не могут достать нас, так ведь?
Телиопа шагнула вперед, восприняв эту фразу как разрешение войти в его воображаемую комнату. Она остановилась как раз слева от того места, где он закопал третьего стражника, убитого им…
И съеденного.
— Они-они строят осадные машины, — пояснила она. — А когда построят, увидим.
Сестра пристально смотрела на него — так внимательно, как никогда еще не смотрела.
Быть может, она ощущает запах разлагающихся в земле тел…
У нее нет Силы для этого!
— Кто это был, Телли, тот человек одетый как раб?
Она все смотрела на него со столь очевидным подозрением, что это было просто смешно.
— Нариндар, которого мать наняла, чтобы он убил нашего дядю.
— Так и знал! — Воскликнул он, удивляясь искренности своего восторга. — Нариндар… тот самый! Тот самый, что спас нас!
Анасуримбор Телиопа по-прежнему смотрела на него.
— Что не так, Телли? — наконец проговорил он, всплеснув руками, в точности как это часто делала мать, ошеломленная странными поступками дочери.
Она заторопилась с ответом, как если бы его вопрос открыл ту самую дверь, к которой она прислонялась.
— Так ты думаешь-думаешь, что-что отцовская кровь совсем-совсем разжижилась в моих жилах?
Имперский принц нахмурился и расхохотался — как положено бестолковому восьмилетке. — Что ты…
— Святейший дядя рассказал мне, Кель.
Грохот вражеских барабанов прокатывался по небесам.
— Что он рассказал тебе?
Она казалась изваянием, богиней какого-то ничтожного племени.
— Я знаю, что произошло с Инрилатасом, с Шарасинтой и-и… — Она остановилась на вдохе, словно бы дыхание её отсекло какой-то бритвой. — И Самар-мармасом.
Страх. Он предпочел бы увидеть на её лице страх, признак опасности, любой отзвук его власти, однако видел лишь то, в чем нуждался — бездумную уверенность.
Молчи. Прикинься слабым.
Она удивила мальчика тем, что сумела, хоть и неловко, но всё же, опуститься на колени возле его ног, не смотря на сложный каркас её юбки. Кельмомас впервые понял, сколько хитроумия вложила она в эту конструкцию со всеми её пружинками и зажимами. Мужской запах её тела коснулся его ноздрей.
— А скажи-ка мне, Кель… — начала она.
При желании он мог бы легко заколоть её.
Она казалась каким-то бледным чудовищем… чуть выкаченные глаза, веки с розовыми ободками, что-то трупное в очертаниях тела — буквально всё в ней вселяло отвращение. И её кожа при всей своей бледности казалась такой тонкой, её можно порвать ногтями… если он пожелает.
— Я должна-должна знать…
Ужас вселяло только бездонное безразличие её взгляда.
— Это ты убил лорда Санкаса?
Он был неподдельно изумлен.
Она взирала на него со щучьей безжалостностью, мертвыми, лишенными выражения голубыми глазами. И он впервые почувствовал… страх перед её нечеловеческим умом.
