Великая Ордалия - [21]
— Анасуримбор Серва мил'ир, — крикнула она. — Анасуримбор Келлхус иш'алуридж пил…
Главный среди нелюдей пролаял следующую команду — на языке эмвама, понял Сорвил — однако распростертые вокруг них фигуры никак не отреагировали. Сверхъестественное существо остановилось в десяти шагах перед Сервой, нимилевые полы его кольчуги рассыпали искорки света, на мраморном лице не отражалось никаких чувств. Бледные как мертвецы спутники остановились свободной группой позади него.
— Ниоми ми сисра, — вновь начала Серва, на сей раз тоном заискивающим и умиротворяющим. — Нил'гиша сойни…
— Ху'джаджил! — Выкрикнул главный среди нелюдей.
Серва и Моэнгхус почти немедленно пали на колени, припав лицом к растрескавшимся плитам. Растерявшийся Сорвил запоздал с движением, и поэтому увидел как эмвама, находившийся позади Моэнгхуса, быстрым, как взмах собачьего хвоста, движением, нанес дубинкой удар в основание черепа имперского принца. Сорвил закричал, попытался освободиться от коварных маленьких тварей, однако небольшая мозолистая ладонь ухватила его вместе с множеством других — тянущих, дергающих, щипающих, бьющих. Он услышал, как Серва что-то отчаянным голосом прокричала на ихримсу. Успел мельком заметить, как Моэнгхус, рыча, поднялся на ноги, разбрасывая несчастных карликов движением плеч, отмахнулся от удерживающих его рук…
Однако внезапный удар погасил свет в его глазах, заставил подкоситься ноги.
Чьи-то руки. Визг. Вонь и чернота.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Момемн
Люди, принадлежа к природе, воспринимают собственную сущность как Закон, если им кажется, что её ограничивают, и как природу, когда она представляется им буйной и непокорной.
Таким образом, некоторые мудрецы утверждают, что людей от зверей отделяет умение лгать.
— Мемгова, Книга Божественных Деяний
— Лови, — кличет на закате Шлюха Момемнская…
Однако персик и так уже в его руке.
В обширном и пустом мраке Ксотеи, Дар Ятвер стоит неподвижно возле идола своей Матери, наблюдая за тем, как несколько нетвердо стоящих на ногах жрецов поднимают и уносят мертвую плоть своего шрайи. Трое из них плюют на пол у его ног. Инкаусти уводят его, и он смотрит назад, видит себя стоящим в тени позлащенной Матери.
Горны сдирают кожу с неба. Мотыга и Земля! Мотыга и Земля! Жестокий Момемн лежит в бесчестье, пораженный от Книги за свои беззакония. Императрица взывает. И голос её проносится над последними лучами солнца. — Лови…
Он не столько умывается, сколько стирает кровь со своих ладоней.
К ним присоединяется худощавая, в странном облачении девушка по имени Телиопа, утонченность которой умаляется до простоты. — Там кто-то был, когда это случилось, — объясняет он ей, и видит, как она исчезает во всесокрушающей черноте.
Императрица бросает персик… — Лови.
Он погружает в воду пальцы, они коричневые, но вода вокруг них расцветает алым облачком.
Императрица смотрит ему в лицо. — Что ты сделал… Как это оказалось возможным?
Алые как рубин бусинки повисают на его пальцах. Он склоняет ухо, чтобы послушать: вода щебечет так тихо, но рябь от капель этих распространяется на все Сущее.
Все творение.
Горны ревут. Черный город напряжен, взбаламучен.
— Лови.
Своды оседают, становятся на колено, потом на другое. Матерь проливает слезу, забирая данное ею. Он видит как собственными руками мечет разбитое, видит как пошатнулся Аспект-Император, как исчезает он под пятою Матери.
Он отворачивается от моря, от солнца, парящего над водами и вонзающего лучи свои в спину темных вод; он взирает на утомленные летом поля юга; он видит себя стоящим на зеленом холме, и смотрящим на то место, где находится сейчас, оставаясь возле императрицы.
Матерь удерживает его заботливыми, но грозящими погибелью руками.
Келлхус часто журил Эсменет за её постоянные дурные предчувствия. Он напоминал ей о том, что люди, вопреки их собственным самозабвенным уверениям, добиваются послушания в той мере, в которой жаждут власти. «Если в своем положении ты не можешь доверять им, говаривал он, ищи утешения хотя бы в их жадности, Эсми. Раздавай свою власть как милостыню, как молоко, и они как котята прибегут к тебе… Ничто не делает людей настолько кроткими, как честолюбие».
И они к ней бежали.
Явившись на Андиаминские высоты, она полагала, что слышит голоса разыскивающих её инкаусти. Однако, возвращаясь назад с только что найденным Кельмомасом по потемневшим залам, Эсменет столкнулась с Амарслой, одной из приближенных рабынь, рухнувшей прямо к её ногам.
— Я нашла её! — Возопила почтенная матрона, обращаясь к расписанному фресками потолку. — Сейен Милостивый, я нашла её!
Тут и остальные начали появляться из позолоченного лабиринта, сперва офицер-эотиец, имя которого она успела забыть, а потом неуклюжий Кеопсис, экзальт-казначей …
Невзирая на всеобщую панику, весть о смерти Майтанета и её фактической реставрации пронеслась по улицам Момемна, и души, пострадавшие от совершенного её деверем переворота, начали вновь стекаться в Имперский квартал, бывший их родным домом. К тому времени, когда они с Кельмомасом добрались до лагеря скуариев, за ней уже увязалась целая дюжина спутников, а в самом лагере её ожидали уже новые
