Великая Ордалия - [23]
— И это означает, что наш Господин и Пророк предвидел совсем другое! Что он предрекал нашу победу, и не сомневался в том, что Момемн переломит хребет фанимского пса — что могущественнейшая империя нашего времени переживет беду!
Тишина, слышен лишь ритмичный рокот боевых барабанов фаним… Однако в глазах окружающих теперь читается удивление и преклонение, решила она.
Она снова глянула на начальника Тайной службы, позволив ему на мгновение узреть её ужас. И едва слышно пробормотала. — Тебе известно, что происходит?
Тот покачал головой, посмотрел вдаль — на стены.
— Они разбили мои оковы на одну стражу раньше, чем ваши, Благословенная.
Повинуясь доброму, сочувственному порыву, она взяла его за руку.
— Теперь все мы должны быть сильными. Сильными и хитрыми.
Рыцари-инкаусти держались поодаль, наблюдая за происходящим с монументальной лестницы форума Аллосиум. Подняв руку, она поманила к себе их седобородого командира, Клиа Саксилласа. Мессентиец отреагировал неспешно, как подобало его статусу, не более того. После того как офицер приложился к её колену, она велела ему подняться и проговорила.
— Я убила вашего шрайю.
Не поднимая глаз от сандалии на ее ноге, благородно-рожденный ответил.
— Истинно так, Благословенная.
— Ты ненавидишь меня? — Спросила она.
Он посмел посмотреть ей в глаза.
— Мне так казалось.
Неровный бой барабанов вкупе с утомлением сделали её взгляд непреклонным. Офицер заморгал, потупился, скорее из страха, чем из почтения. И в этот самый момент она буквальным образом ощутила вокруг себя, над собой, перед собой…
Тень своего проклятого мужа.
— Ну а теперь?
Он облизнул пересохшие губы.
— Не знаю.
Она кивнула. — Отныне рыцари-инкаусти охраняют меня и моих детей, Саксиллас… И ты — мой новый экзальт-капитан.
Офицер промедлил долю сердцебиения, однако мгновение это открыло ей всю глубину его горя, и то, что он оплакивал своего шрайю, как оплакивал бы другой смерть возлюбленного отца.
— Расставь своих людей, — продолжила она. — Обеспечь охрану Имперского квартала.
Она замолкла под тяжестью — быть может, невозможностью — предстоявшего ей дела…
Мерно рокотали барабаны… предвещая ужасы Карасканда.
— А потом приведи из Ксотеи моего убийцу.
Дядя свят, свят, свят. Так-то брат! Дядя сдох, ох-ох!
Мысленные дурачества продолжались, однако голос не разделял его настроения. Он не одобрял подобные шутки.
Я чуял это в её взгляде… Он что-то сказал ей!
Но недостаточно! Фыркнул внутри его другой мальчишка. Ничего! Близкого! Совсем ничего! Ooх, скверный бросок, Дядя свят! Какая жалость! Скверный, скверный бросок! Теперь все счетные палочки — мои!
Если не вникать в подробности, Анасуримбор Кельмомас, божественный сын Святого Аспект-Императора, в данный момент ослабленный и больной благодаря злодеяниям вероломного и некогда любимого дядюшки, был всего лишь несчастным десятилетним ребенком. Пресный и неблагодарный Ларсиппус увлекал его по коридорам в дворцовый лазарет, попеременно рявкая наставления подчиненным и бормоча приторные утешения своему божественному подопечному.
— И у него было много-много помощников, — говорил худощавый спутник имперскому принцу, не удивляясь отсутствию реакции с его стороны. Дети пережившие нечто подобное тому, что выпало на долю этого ребенка, обычно не слишком хорошо слышали… А говорили еще меньше. — Он столь же коварен, как и жесток. Нам просто необходимо очистить тебя, найти следы его прикосновения. Но только не надо бояться…
Быть может хворь приласкала и душу мальчика.
Но как мама сумела убить его? Спросил голос. Она не обладает Силой!
Какое это имеет значение?
Но здесь совершается большее! И большее, чем всё известное нам!
Правда? Ты забываешь, что все они теперь мертвы, Сэмми! Все те, кто умел видеть!
Она казалась совершенно чудесной, перспектива ничем не ограниченной безопасности — блаженной невидимости! Угреться на маминых коленях, нашептывать ей на ухо подобные раскаленным ножам речи, бегать повсюду, не встречая границ и препятствий — по почиющим во тьме залам, по слепым и ослепшим улицам. Где можно было играть. Играть… играть…
Отец все равно видит.
Отец всегда омрачал его праздник.
— Шшш… — говорил Ларсиппус, принуждая свой ослиный голос звучать мягче. — Бояться совершенно нечего…
В самом деле? Да он всё равно, что мертвец.
Как так?
Потому что находится не здесь, а там, слишком далеко, чтобы оттуда вернуться…
Голготтерат не настолько далек. Отец вернется назад…
Мысль эта добавила его лживым рыданиям нотку правды. A откуда это известно тебе? И почему ты считаешь себя таким умным?
Потому что Он вернулся из Ада.
Россказни! Слухи!
Мама верит им.
Призрак выплыл из полумрака имперского зала аудиенций и обрел плоть под яркими солнечными лучами: её дочь, Анасуримбор Телиопа, в синем, шитом жемчугами платье, пышную юбку которого обручи сужали к ногам в форме перевернутого колокола. Эсменет расхохоталась при виде дочери, не столько из-за абсурдного одеяния, сколько потому что при всей своей нелепости, оно показалось ей таким прекрасным — таким уместным. Она обняла болезненную девушку, глубоко вдохнула запах ее тела — от Телли как от младенца по-прежнему пахло молочком. Эсменет было приятно даже то, что её взрослая дочь не стала отвечать на объятие.
