Великая легенда - [57]

— Но я не…

— Дай мне закончить. Вопрос в том, что делать с тобой. Я не могу вернуть тебя в Тенедос — город обращен в пепел. О том, чтобы отправить тебя на невольничий рынок, не может быть и речи. Но я не в состоянии сделать тебя свободной в Трое — как пленная гречанка, ты стала бы добычей каждого мужчины.

У меня есть один план — если его удастся осуществить, ты будешь в безопасности. К утру я буду знать, выполним ли он.

Я умолк. Гекамеда смотрела на меня с видом человека, который видит, как рушится его мир. Я не мог этого понять — мне казалось, что она будет радоваться и, возможно, даже благодарить меня.

— Но почему, — наконец заговорила Гекамеда, — почему я должна тебя покинуть?

— Разве я не объяснил? — устало осведомился я. — Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, развлекая себя ненавистью ко мне.

— А если… если я не ненавижу тебя?

— Ты слишком часто говорила мне обратное, чтобы я мог в этом усомниться.

— Но ведь не… не сегодня.

Я посмотрел ей в глаза и усмехнулся:

— Может быть, ты меня любишь? — С этими словами я повернулся и вышел из комнаты. Сцена становилась для меня слишком мучительной. Мало того что Гекамеда разбила мне сердце — ей еще хотелось поиграть с осколками!

Придя к себе в комнату, я наконец сбросил грязные и окровавленные доспехи, которые носил весь день, и облачился в хитон и накидку. При виде лежащих на полу доспехов я вспомнил о Киссее и о своем долге перед Лиметом, его бедным старым отцом.

Радуясь возможности уйти, я покинул дворец, предупредив Ферейна, что не буду ужинать дома.

Подойдя к особняку на улице Иды, я обнаружил, что утреннее волнение уступило место безысходному отчаянию. Угрюмые и мрачные рабы сидели на скамьях. Лимет, все еще не пришедший в сознание, находился под присмотром лекарей в своей спальне. Я не осмелился войти туда и попросил Климена проводить меня в комнату, где лежали останки моего товарища.

Хотя голову искусно присоединили к телу, которое вымыли и умастили благовониями, неподвижный труп казался совсем не похожим на Киссея. Запечатлев поцелуй на холодном челе моего самого близкого друга, я вышел из дома.

У меня сохранились лишь смутные воспоминания о том, что я делал в тот вечер. Какое-то время я бродил по улицам, потом отправился ужинать в дом Эвена, где пробыл допоздна, слушая, как воины, которым удалось вернуться с поля на своих ногах, делятся совершенными подвигами.

Выслушав похвалы за то, что я доставил тело Киссея домой к отцу, я узнал о гибели Мулия, Девкалиона и остальных, которые сражались с Ахиллом. Уже за полночь я вернулся во дворец.

На следующее утро я встал рано, так как у меня было много дел. Прежде всего, я решил окончательно разобраться с Гекамедой, будучи не в силах видеть ее чудесные глаза, улыбающиеся губы, румяные щеки и знать, что они мне не принадлежат.

Но оказалось, я поднялся недостаточно рано для моих целей. Быстро позавтракав в одиночестве, я отправился в западное крыло дворца испросить аудиенции у царицы Гекубы. К моему удивлению, мне сообщили, что она уже отбыла к Скейским башням.

— Царица хочет посмотреть, как Феб-Аполлон выезжает в своей колеснице? — осведомился я.

— Она хочет видеть не Феба-Аполлона, а Гектора, — ответила служанка. — Сегодня он выезжает в поле, чтобы встретиться с Ахиллом.

Я пошел в конюшню, чтобы взять колесницу для поездки к башням. Но там не осталось ничего, кроме старых пилийских лошадей. Я оседлал одну из них, являя собой весьма жалкое зрелище.

Прибыв к башням, я обнаружил, что царица Гекуба была не единственной ранней пташкой. Площадки на башнях были переполнены — вся троянская знать собралась здесь еще до конца второй клепсидры! Некоторые, очевидно не успев позавтракать, сидели за столиками у южной стены, подкрепляясь печеньем и фруктами. Среди прочих я заметил Париса, сидящего за столом с Еленой и Поликсеной. Женщины улыбнулись мне, когда я проходил мимо, а Парис отвернулся, притворяясь, будто не видит меня.

Я не слишком опасался, что он пожалуется на меня в связи с вчерашними событиями, ибо, сделав так, он стал бы посмешищем для всей Трои.

Я собирался сразу же обратиться к царице, но отложил это, увидев ее в дальнем углу с Гектором и Андромахой. Астианакс, маленький сын Гектора, сидел на плече отца — мальчик и воин смеялись и играли друг с другом, покуда обе женщины смотрели на них глазами полными слез.

Гектор был при полном вооружении — в доспехах Ахилла, которые он снял с Патрокла, за исключением шлема и щита, очевидно оставленных внизу в колеснице. Он выглядел поистине великолепно — я восхищался его крепкой фигурой и могучими руками, сомневаясь, что даже Ахиллу удастся одолеть его, несмотря на недавние доказательства отваги грека.

Что Гектор и Ахилл сегодня наконец встретятся, ни у кого не вызывало сомнений. Ахилл наверняка выйдет в поле, примирившись с Агамемноном, и Гектор твердо решил сразиться с ним. Сердца всех троянцев этим утром колотились — кроме сердец матери и жены героя, которые почти вовсе не бились. Ведь их надежда и опора отправлялась на поле битвы, чтобы победить или погибнуть.

Охваченный ненавистью к грекам, вспыхнувшей после смерти Киссея, я был так же взволнован, как и остальные, хотя мои мысли и занимали собственные неприятности.