Великая легенда - [56]

— Не сомневаюсь, — с презрением прервала Елена. — Объяснять тут нечего. Уходи со своим хозяином.

Видя, что слова бесполезны, я взял Гекамеду за руку и повел ее к двери. Служанки и рабы шагнули в сторону, пропуская нас в коридор.

Позади раздался сердитый возглас Париса, но я не обратил на это внимания. Через минуту мы вышли из дома и вскоре оказались на дворцовой территории.

Глава 19 Признание

Когда мы подошли к дворцу, лучи заходящего солнца отражались от его сверкающих стен, слепя нам глаза. Никого не было видно — очевидно, Елена по какой-то причине покинула Скейские башни раньше всех.

Гекамеда и я молча шли вверх по широкой лестнице и длинным коридорам к моим покоям. Я не мог угадать, о чем она думает, — ее лицо ничего не выражало; на нем не было никаких признаков даже прежней враждебности ко мне.

У двери покоев Гекамеда бросила на меня быстрый взгляд, в котором мне почудился какой-то призыв, но я приписал это своему воображению.

Сам я уже принял решение. Передо мной были открыты два пути. Первый — сделать Гекамеду моей настоящей рабыней, ибо было бы нелепо позволить ей занимать прежнее положение. Но, подумав, я понял, что не смогу обращаться с ней как с рабыней, поскольку никогда не считал ее таковой.

Оставался второй путь, и, как я уже сказал, я принял решение.

В холле мы обнаружили Гортину. При виде Гекамеды на лице грейской девушки отразились ненависть и удивление — было ясно, что она не ожидала увидеть ее снова. Но в тот момент я не придал этому значения, а просто спросил ее, вернулся ли Ферейн.

— Он в кухне, — угрюмо отозвалась Гортина.

Я отправился туда. Увидев меня, Ферейн съежился в углу.

— Я прощаю твою измену, Ферейн, ради твоей службы моему отцу, — сказал я, — но если это повторится, я раздавлю тебя, как змею.

Вернувшись в холл, я взял Гекамеду за руку и направился в ее комнату, закрыв за нами дверь. Гортина куда-то исчезла.

Указав дочери Арсиноя на скамью, я несколько минут молча стоял перед ней. Я знал, о чем собираюсь говорить, но начать было нелегко. «Как же она прекрасна, — со вздохом подумал я. — Но, увы, ее красота не для меня».

— Итак, — спокойно заговорил я, — ты выказываешь презрение к своему господину, предавая его. Не думай, что я тебя упрекаю, — ведь я был предупрежден. — Так как Гекамеда не ответила, я продолжал: — Мое сердце пылает, и если я выгляжу спокойным, то мне это дается нелегко. Ты упомянула Елене Аргивской о каком-то сообщении. Что ты имела в виду?

Впервые Гекамеда встретилась со мной взглядом.

— Зачем мне давать тебе объяснения? — с горечью осведомилась она.

— Незачем, — сухо ответил я, — тем более что ты не в состоянии это сделать.

Гекамеда привстала, но тут же снова опустилась на скамью.

— Еще бы! — гневно воскликнула она. — Я ведь уже приговорена. Обычаи греков и троянцев схожи — самой шаткой улики достаточно, чтобы осудить женщину. Разве ты уже не пришел к выводу? Какой смысл что-либо объяснять? Что толку говорить, что Парис сообщил, будто меня зовет Елена? Что он обманул меня?

— Ферейн сказал, что ты пошла с ним добровольно.

— Я этого и не отрицаю. Ведь я думала, что меня позвала Елена Аргивская.

Я с сомнением смотрел на нее, не зная, что сказать и чему верить. Ответ пришел из другого источника. Внезапно я услышал, что сзади открылась дверь, и, обернувшись, увидел Гортину, которая ворвалась в комнату, сверкая глазами.

— Ты лжешь! — свирепо вскричала она, глядя на Гекамеду. — Я все слышала — Парис не говорил ни слова о сообщении от Елены! Я видела, как ты бросилась в его объятия и слышала твои бесстыдные обещания!

Я изумленно уставился на нее:

— Откуда ты знаешь все это?

— У стен есть глаза и уши, — ответила Гортина.

Гекамеда смотрела на нее — я не мог понять, смущенно или всего лишь ошеломленно. Как бы то ни было, я не желал свидетельств соглядатая, поэтому взял Гортину за плечи и выставил ее из комнаты, предупредив, что высеку ее, если она повторит свои оскорбления.

Закрыв дверь на засов, я повернулся к Гекамеде:

— Ты слышала слова Гортины…

— И ты им веришь? — гордо прервала она.

— Я не знаю, чему верить, но уже решил, как намерен поступить, и хочу тебе это сообщить. Но сначала ответь на вопрос: ты влюблена в Париса?

Она с презрением фыркнула.

— Не больше, чем в тебя.

— Ты уверена? У меня есть причина спрашивать об этом. Но сперва объясню, почему я отправился за тобой в его покои. Я сделал это не потому, что люблю тебя, и не для того, чтобы привести тебя назад, а потому, что я — твой господин и хотел доказать это самому себе. Даже Парис не может оскорблять меня безнаказанно. Но теперь, когда я наказал его и привел тебя, ты можешь к нему вернуться. Поэтому я и спрашиваю, любишь ли ты его. Если хочешь уйти к нему, то можешь это сделать. Я дарую тебе свободу.

— Я же сказала, что не люблю его, — тихо произнесла Гекамеда, смертельно побледнев.

— Так же как и меня?

— Да.

— Тогда я не стану принуждать тебя уйти к Парису, но и не могу позволить тебе оставаться со мной. Ты не можешь быть моей рабыней, Гекамеда, потому что я люблю тебя, как жену… Ничего не говори — я знаю, что моя любовь вызывает у тебя отвращение. Больше ты не будешь жить со мной, возбуждая мои желания, но так и не удовлетворяя их.