Великая легенда - [58]

Некоторое время я слонялся туда-сюда, иногда разговаривая с Кассандрой, стоявшей возле трона Приама. Лицо старого царя выражало горе и отчаяние.

Вчера, вместе с многими другими воинами, пал его сын Полидор, а сегодня его любимец Гектор готовился к схватке с грозным врагом.

Вдобавок Кассандра не уставала пророчествовать беду, а когда я упрекнул ее за то, что она лишь утяжеляет бремя, лежащее на плечах ее отца, то получил спокойный ответ:

— По-твоему, меня это радует? Разве вчерашний день не унес моего возлюбленного Офрионея? Я не собираюсь утяжелять ничье бремя, а просто пытаюсь убедить отца сбросить его, вернув грекам Елену.

Поистине, отвага Кассандры не уступала ее красоте.

Внезапно толпа заволновалась, увидев, что Гектор отошел от Гекубы и Андромахи, приблизившись к трону.

— Я иду сражаться за Трою, о царь, — громко возвестил он.

— Иди, сын мой! — дрожащим голосом отозвался Приам. — Быть может, Аполлон улыбнется тебе, а великий Зевс направит твою руку.

Гектор повернулся, и толпа расступилась перед ним.

Все молчали — только в дальнем углу слышались тихие рыдания Гекубы. Без единого слова, ни разу не обернувшись, Гектор исчез в проходе Семи колонн.

Все сразу же устремились к восточному парапету.

Вскоре ворота внизу открылись, и появился Гектор во главе своего отряда. За ним последовали Эней, Полит, Эвен и многие другие, постепенно заполняя равнину.

Воины быстро построились, готовясь маршировать к полю под предводительством Гектора в его колеснице. Однако было ясно, что сражение начнется не сразу, ибо мы видели, что греки еще не покинули свои шатры.

Воспользовавшись сложившимся обстоятельством, я подошел к Гекубе, сидевшей на помосте возле трона Приама. Она держала на коленях маленького сына Гектора, а рядом с ней стояла Андромаха.

— Что тебе нужно, Идей? — печально спросила Гекуба.

— Я прошу о милости, о царица, — ответил я. — Мне известны твои горести, но, может быть, тебе будет приятно облегчить заботы других.

— Говори.

— Речь идет о моей рабыне Гекамеде, дочери Арсиноя Тенедосского.

— Да, я слышала о ней.

— Я не могу больше держать ее в своем доме — не важно почему. Я слышал, что в твоей свите появилась вакансия, и прошу отдать ее Гекамеде.

— Она девственница?

— Да.

— Ты можешь за это поручиться?

— Клянусь Аполлоном.

— Тогда вечером приводи ее ко мне во дворец. — Голос царицы дрогнул — несомненно, она подумала о том, что может произойти до того.

— Значит, место в свите принадлежит ей?

— Да.

Я удалился с поклонами и благодарностями. Какое-то время я наблюдал за маневрами войска на равнине, потом с сожалением собрался уходить. Царица разрешила мне привести к ней Гекамеду сегодня вечером, но я не намеревался ждать так долго. Чувствуя, что мне не будет покоя, покуда Гекамеда не покинет мое жилище раз и навсегда, я решил оставить ее со служанками в покоях царицы.

«Вместе с надеждой часто гибнет и желание», — твердил я себе.

Спустившись на улицу, я сел на тощего пилийского жеребца и медленно поехал к дворцу, с трудом пробираясь сквозь людской поток. Весь город устремился к стенам — лица людей выражали тревогу и надежду.

«Какая будет радость, — думал я, — если гонец прискачет к воротам на взмыленной лошади с криком:

«Ахилл пал! Гектор сразил его!»

Наконец я прибыл во дворец — поездка заняла целый час. Начальник стражи подбежал ко мне, думая, что я привез новости с башен, и посмотрел на меня как на безумного, узнав, что я всего лишь вернулся по личным делам. Что кто-либо мог покинуть башни в такой день, было выше его понимания.

В своих покоях я застал только Гекамеду. Я разрешил Ферейну и Гортине пойти к стенам — впрочем, они пошли бы туда в любом случае. Дочь Арсиноя сидела в своей комнате с вышивкой на коленях, глядя в окно на деревья и цветы в саду. Сцена совсем не походила на ту, которую я недавно покинул.

При моем появлении Гекамеда поднялась. Я подал ей знак сесть, но она осталась стоять.

— Мне не подобает сидеть в присутствии моего господина, — заявила она.

Мне показалось, что я слышу в ее голосе нотки сарказма, что облегчало мою задачу.

— Это было бы дерзостью, Гекамеда, — отозвался я, — если бы я все еще являлся твоим господином.

Девушка открыла рот, собираясь заговорить, но промолчала.

— Ты больше не моя рабыня, — продолжал я. — Теперь ты в свите царицы Гекубы. Сегодня утром она приняла тебя к себе. Я пришел проводить тебя в ее покои. Собирайся.

Я был готов к протестам, зная, что дочери Арсиноя не понравится, что от нее избавились столь бесцеремонно. Но меня удивило выражение горя и гнева на ее лице.

— В свите царицы Гекубы! — воскликнула она. По ее тону можно было подумать, будто я прошу ее стать публичной девкой.

— Да, — кивнул я и объяснил, думая, что Гекамеда, возможно, неверно меня поняла: — Это почетное место, достойное твоего имени. Ты не будешь рабыней — кроме тебя, в свите состоят три знатные женщины Трои; одна из них — дочь Демолеона, сына Приама. В этом нет ничего постыдного.

— Дело не в том, — возразила Гекамеда, и мне почудилось, будто в ее голосе звучат слезы. — Значит, мне придется покинуть тебя? Я больше не твоя рабыня?

— Боги Олимпа! — воскликнул я, выведенный из себя ее причудами. — Ты ведь ненавидишь меня, а теперь жалуешься, что тебе придется меня покинуть! Собирайся — я буду ждать тебя в своей комнате. Упакуй свои вещи, и я пришлю их тебе с Ферейном.