Великая княгиня Владимирская Мария. Загадка погребения в Княгинином монастыре - [8]
Ипатьевская летопись, хотя указывает и неверную дату – 1187 г., содержит целый рассказ с любопытными подробностями замужества Верхуславы, отсутствующими в Лаврентьевской. Выясняется, что сразу после Пасхи князь Рюрик послал своего шурина князя Глеба с женой Чюрыной и иными многими боярами с женами в Суздаль к великому князю Всеволоду Юрьевичу просить отдать его дочь Верхуславу за своего сына Ростислава. На Борисов день, т. е. 24 июля, Всеволод и Мария отдали сватам дочь, дав за ней богатое приданое, а сватам подарили богатые дары. Вместо обычного расставания на ближайшем стану, родители провожали Верхуславу до трех станов «и плакася по неи отець и мати, занеже бе мила им и млада соущи осми лет».
Вместе со столь юной невестой ее отец отправил своего сестрича Якова (сына сестры Всеволода Юрьевича) с женой и иных бояр с женами. Свадебный поезд прибыл в Белгород на «Евфросиниев день», т. е. 25 сентября, перед «Богословом» (26 сентября). Именно в этот день состоялось венчание молодых в деревянной церкви Святых Апостолов. Церемонию вел местный епископ Максим. После этого отец жениха устроил грандиозную свадьбу («ака же несть бывала в Роуси», по выражению летописца). На ней присутствовало больше 20 князей. Юная Верхуслава получила от тестя в подарок целый город Брягин. Ее сопровождающие, двоюродный брат Яков с женой и владимирские бояре, удостоились богатых даров, после чего отправились на родину[48].
Вместе с тем сопоставление двух летописных известий о свадьбе Верхуславы показывает определенные хронологические «неувязки». Согласно Лаврентьевской летописи, Всеволод выдал свою дочь 30 июля. Но Ипатьевская летопись утверждает, что это произошло неделей раньше – 24 июля. Кому же из летописцев в данном случае следует верить?
Оказалось, что правы оба. Для этого необходимо вспомнить, как оформлялись браки в то время. Известно, что венчанию предшествовало составление «сговорной» и «рядной» грамот, в которых определялись условия заключения брака и размеры приданого. О том, что подобные документы были составлены в данном случае, косвенно свидетельствует замечание летописца, что Всеволод дал за ней «многое множьство бе-щисла злата и сребра». Далее следовала сама свадьба. При этом существовал обычай, что в случае, если родители жениха и невесты находились в разных городах и не могли по каким-либо причинам встретиться, свадебный пир первоначально устраивался у одной стороны, а затем у второй проводилось венчание и второй свадебный пир. Так, рассказывая о браке внука Марии – знаменитого Александра Невского, летописец замечает: «Венчася в Торопчи, ту кашю чини, а в Новгороде – другую»[49]. «Кашу» (свадебный пир) обычно принято было устраивать у отца невесты. Как напоминание об этом, до сих пор известна поговорка «заварить кашу». Исходя из вышесказанного, следует полагать, что 24 июля между сторонами в Суздале был заключен сговор и определены размеры приданого, а 30 июля со стороны родителей невесты был устроен свадебный пир. 25 сентября в Белгороде Киевском в присутствии жениха состоялась уже сама свадьба.
Окончательно убедиться в том, что составитель Ипатьевской летописи использовал именно семейный родословник, доказывает тот факт, что сразу после рассказа о замужестве Верхуславы в ней помещено известие о выдаче Рюриком Ростиславичем своей дочери Ярославы за Святослава, сына новгород-северского князя Игоря Святосла вича (героя «Слова о полку Игореве»). Далее следует известие о приходе «ис половец» старшего сына Игоря – Владимира – с дочерью половецкого хана Кончака и прижитым с нею дитем, которым Игорь устроил свадьбу. Затем видим сообщение о рождении у Всеволода Большое Гнездо сына Юрия[50]. Поскольку в данных известиях упомянуты люди, так или иначе связанные родством или свойством с Рюриком Ростиславичем, у нас нет сомнения, что перед нами – записи семейного родословника.
Но кому из окружения Рюрика Ростиславича принадлежал семейный родословник, использованный составителем Ипатьевской летописи? Ответ легко найти, если сравнить между собой известия двух летописных сводов о семейной жизни Марии и Всеволода. В отличие от Лаврентьевской летописи Ипатьевская молчит о рождении сыновей Константина и Бориса, свадьбе дочери Всеславы. Все они произошли еще до того, как Всеволод и Рюрик породнились, и поэтому не вошли в семейный родословник. Это однозначно указывает на его принадлежность Верхуславе, дочери Марии. Наше предположение подтверждает и наличие в Ипатьевской летописи известия о рождении дочери Марии Сбыславы, отсутствующее в Лаврентьевской. Под 1179 г. она сообщает: «Того же лета до Дмитрова дни родися оу великого князя Всеволода четвертая дчи, и нарекоша имя во святом крещении Полагья, а княже Сбыслава; и крести ю тетка Олга»[51]. Очевидно, она являлась ближней по времени рождения сестрой Верхуславы, и их связывали самые тесные отношения.
Выяснение источника сведений Ипатьевской летописи о событиях семейной жизни Марии позволяет, не прибегая к помощи искусственных построений Н.Г. Бережкова, решить вопрос о хронологических «неувязках» двух важнейших летописных сводов Древней Руси между собой.
