Великая Испанская империя - [55]

Тем не менее эти бесконечные военные действия отмечены участием в них замечательного поэта Алонсо де Эрсилья-и-Суньиги, конкистадора аристократического баскского происхождения. В своей эпической поэме «Араукана» он описал сражения испанцев с индейцами в шестнадцатом столетии так ярко, как не удавалось никому другому, и под его восхитительным пером этот конфликт превратился в легенду.

Эрсилья родился в 1533 году, через шесть лет после короля Филиппа, которому он в конечном счете посвятил свою поэму. Его родителями были Фортун Гарсиа де Эрсилья и Леонора де Суньига из Бермео, рыбацкого порта на баскском побережье, между Бильбао и Сан-Себастьяном в Бискайе (до Герники оттуда всего несколько миль). Ранняя смерть отца обернулась для семейства финансовыми проблемами, но здесь помогло вмешательство королевской семьи. Мать Алонсо стала фрейлиной императрицы Изабеллы, а юного Алонсо приняли в пажи принца Филиппа, и в этом качестве он много путешествовал по Италии, Германии и Нидерландам. В 1551 году он отправился жить в Вальядолид, неофициальную столицу Испании тех лет, и лично присутствовал на части знаменитых дебатов между епископом Лас Касасом и Хуаном Хинесом де Сепульведой^{‹‹330››}. Затем он сопровождал принцессу Марию в Вену на бракосочетание с Максимилианом II, позднее императором Священной Римской империи. Также Алонсо был в свите принца Филиппа, когда тот поплыл в Англию, чтобы жениться на Марии Тюдор (1554). Так он увидел воочию прекрасные заливные луга в долине Темзы, о которых столько восторженно упоминалось в «Амадисе Галльском».

В 1552 году Филипп назначил Андреса Уртадо де Мендосу, маркиза Каньете, вице-королем Перу; одновременно Херонимо де Альдерете из известного семейства Тордесильяс, с которым мы постоянно сталкивались на страницах этой книги, посвященных завоеванию Новой Испании, получил пост губернатора Чили^{‹‹331››}. Альдерете пригласил Эрсилью с собой в составе колониального двора. Первой задачей маркиза Каньете в Перу стало подавление недавнего восстания креолов, которых подбивал на мятеж недовольный поселенец Франсиско Эрнандес Хироном. А после того ему, как и всем вице-королям, пришлось поломать голову над ситуацией в Чили.

Эрнандес Хирон, уроженец Касереса в Эстремадуре, принимал участие в большинстве скандальных гражданских беспорядков в Перу с момента своего прибытия в Новый Свет в 1535 году. Он ненавидел новые законы и поднял бунт, протестуя против их введения, но был стремительно окружен силами Каньете. Его повесили, растянули на дыбе и четвертовали на главной площади Лимы в 1554 году. Его жена, Менсия де Альмарис, вместе со своей матерью основала монастырь Инкарнасьон в этом городе и стала первой настоятельницей этого монастыря.

В Чили к 1570-м годам существовало несколько женских монастырей, из которых наиболее важными и влиятельными считались Лас-Агустинас и Санта-Клара. Первый был основан в 1575 году в Сантьяго группой вдов тех капитанов, которые сопровождали Вальдивию. Монастырь Санта-Клара основала позднее Исабель де Пласенсия, и он находился в Осорно, на юге центральной части Чили; со временем его монахини перебрались в Лас-Агустинас в Сантьяго.

Когда Альдерте умер в 1556 году, прежде чем успел занять свой пост, Каньете назначил губернатором Чили собственного сына, решительного Гарсию Уртадо де Мендосу. Тот спешно покинул Лиму, сопровождаемый Эрсильей и другими, торопясь добраться до места назначения. Эрсилье поручили налаживать испанскую оборону в Консепсьоне, где он провел несколько лет, сражаясь за выживание, и стал очевидцем гибели большого числа арауков — возможно, до 50 000 человек. Как кажется, особенное впечатление на него произвела роль красавицы конкистадоры Менсии де Нидос, отважной и прекрасной, сыгранная ею при героической обороне Консепсьона. Именно тогда Эрсилья приступил к своей знаменитой поэме «Араукана», где описывается покорение испанцами довольно короткой долины между Перу и Чили. Но эта малая долина символизировала весь континент.

Несколько строф из «Канто I» достойны цитирования:

Чили я пою: отдаленный плодородный полумесяц,

У кромки антарктических морей,

Дом жестоковыйных людей, привычных к оружию,

Прославленный войнами и страшный для соседей,

Чьи мятежники не пугаются проливать кровь.

Во внутренних распрях и под чуждым игом

Не было и нет среди них единого царя,

И они не гнули колен перед иноземным завоевателем.

Далеко на север и югу простираются берега,

Вдоль неизведанных рубежей того, Что мы зовем

Южным морем; с востока на запад

Едва ли наберется сотня миль в этой узкой полоске земли,

Если мерить в самом широком месте; откуда, где полюс

Лежит на своей полярной широте,

Дуют ветры в сторону пролива, где Океанское море

и чилийские воды смешиваются воедино.

Эти могучие моря на противоположных концах

Накатываются на утесы южных земель.

Сотрясая Terra Firma[65] яростью могучих валов,

Что тщетно ярятся в своем вековечном гневе,

Норовя встретиться и слиться, покуда наконец

Они не сталкиваются с незыблемой преградой

И не текут вместе в тот узкий проход, который Магеллан

Первым из океанских кормчих узрел и дал ему свое имя