Великая аграрная реформа. От рабства до НЭПа - [24]

Д. Пучков: Итак, начали отнимать землю у помещиков.

Е. Прудникова: Нет, отнимать пока не начали, начали отжимать. Разные методы были. Например, земельный комитет решает резко повысить цену на труд батраков — взяли и повысили в 10 раз, а потом землю, как необработанную, отняли. Такой вот простой, красивый прием. Земли, которые сдавали крестьянам в аренду, тоже отнимали. Почему это ты сдаешь? Не можешь сам обработать, так отдай! До «горячего» пока не дошло, весной семнадцатого года деревня еще только организовывалась. Но комитеты уже считали себя основной властью на местах и открыто требовали земельную реформу. Их позиция, за небольшими исключениями, одинакова по всей стране: конфискация всех помещичьих, удельных, церковных земель безо всякого выкупа. Во многих местах требовали включить сюда участки богатых крестьян-кулаков, а также земельных спекулянтов — тоже птенцы столыпинской реформы! Но уже начали принудительно забирать помещичью землю в аренду на своих условиях. Постепенно прихватывали и другие права: реквизиции инвентаря, скота, сельскохозяйственных машин, регулирование арендных отношений, контроль за соблюдением запрета земельных сделок — поскольку новые органы власти мгновенно стали уничтожать следы столыпинской реформы, и первое, что сделали — полностью запретили куплю-продажу земли. Тут же по всей стране все земельные комитеты, без всяких команд «сверху» и организующего начала, это сделали. Начали потихонечку раскулачивать и «столыпинских птенцов» — хуторян, отрубников, — постепенно, по ситуации, которая в каждой деревне складывалась своя.

Д. Пучков: Никаких большевиков еще не было?

Е. Прудникова: Какие там большевики? В комитеты вообще никаких политиков не допускали. Даже эсеры имели в них право голоса ровно постольку, поскольку говорили то, что хотели крестьяне. Большевики появились уже после октября 1917 года.

У нас очень много говорят о Советах рабочих и солдатских депутатов, но были ведь еще и Советы крестьянских депутатов. А это организация очень интересная. На нее не имела влияния ни одна политическая сила. Даже эсеров, вроде бы «крестьянскую» партию, слушали ровно в той степени, в какой они говорили то, что хотели слышать сами мужики.

Д. Пучков: А как же говорят о «распропагандированных крестьянах»…

Е. Прудникова: Только не на местах! Они сами кого хочешь распропагандируют — не словом, так лопатой по спине. «Распропагандированный русский народ» придумали те, кто потерпел поражение в 1917 году, — чтобы объяснить, почему народ за ними не пошел. А народ соблюдал исключительно свои интересы.

В мае 1917 года состоялся Первый съезд крестьянских советов. Мероприятие было крайне интересное. Длилось оно три недели, половина депутатов, 600 с небольшим человек, были из деревни — крестьяне. Эти четко знали, что им нужно. Второй половиной делегатов были солдаты. А что такое солдат? Тот же мужик, только вооруженный, приученный к порядку и коллективным действиям. Вот эти были и впрямь распропагандированы — либо эсерами, либо большевиками. Но только не в вопросах, касающихся земли, — тут их никакая пропаганда не брала.

Д. Пучков: У нас об этом съезде и не упоминают.

Е. Прудникова: Ну да, у нас городские историки писали и пишут историю городской революции. Кто грамотный, тот и пишет. А где была бы эта революция, если бы большевиков не поддержали крестьяне?

Преобладали на съезде, конечно, эсеры — где-то около трети. И министр Временного правительства эсер Маслов, который ведал земледелием, сделал большую глупость — он принял участие в работе съезда. Вот сидят, значит, в президиуме эти эсеры, которые на радостях от революции вошли в буржуазное правительство, сидит внизу крестьянская толпа — половина в поддевках, половина в шинелях. Политическое доверие Временному правительству выразили сразу — именно это правительство дало им возможность так хорошо у себя на местах все устроить. Как такому не выразить доверие? Затем заговорили о войне до победного конца — был у «временных» такой пунктик. Крестьяне, конечно, не хотели продолжать войну, но как-то их уболтали высказаться за войну. Впрочем, высказывались они с явным прицелом: мы вас поддержим, а вы нам земельку. А когда дошло до земли, тут-то все и началось!

Дебаты о земле шли десять дней. Причем эсеры сами себя перехитрили. С одной стороны, они позиционировали себя крестьянской партией и за базар должны были отвечать. А с другой — они входили в правительство и не могли идти против правительственной политики, которая «черного передела» никак не предусматривала. (Не зря Ленин был категорически против участия своей партии в правительстве — он сохранял свободу рук.)

В конечном итоге, как товарищи из руководства Совета ни финтили, съезд принял решение о том, что земля и прочие вопросы, с ней связанные, передаются в ведение земельных комитетов. И тут же товарищи из президиума принялись объяснять, что это не руководство к действию, а наказ крестьян правительству, по которому то должно принять соответствующие законы.

Д. Пучков: Хитро!

Е. Прудникова: Да, вот только крестьяне их не поняли. Какой-такой наказ? Съезд постановил, вот тут в президиуме сидит министр земледелия товарищ Маслов от партии эсеров, что еще надо? Айда, ребята, по домам, решение выполнять! Ну и, значит, вооруженные правильным методом, они поехали на места делить землю.