Великая аграрная реформа. От рабства до НЭПа - [13]

Причем взрослые более-менее привыкли, а дети… Крик по деревням стоял, потому что у детей животы болели от этого хлеба, а есть-то хочется. И вот он поест, а потом ляжет, кричит, больно ему. Вот так жили. Середняки тоже старались все, что можно, продать, хоть какую-то копеечку запасти, а то вдруг лошадь сдохнет? Поэтому и они не пекли чистого хлеба. Если хватало зерна до нового урожая, ты уже зажиточный, а если ты середняк, тебе хватало хлеба до лета, потом уже чем-то перебивались. А так кому до Нового года, а кому и вообще до первого снега.

Д. Пучков: А ели что? Ежей?

Е. Прудникова: Одалживали, покупали… Чем только не питались — отдельный разговор. У Льва Толстого есть статья «О голоде», так что всех желающих отсылаю к ней, там он очень подробно это описывает. Это был канун большого голода 1891 года.

Брокгауз и Ефрон, например, писали о голоде следующее. Они отмечают большой голод 1891 года — 29 губерний. Вслед за ним наступил голод 1892 года в центральных и юго-восточной губерниях. Годы 1897-й, 1898-й — в том же районе. Голод 1901 года в 17 губерниях, голодовка 1905 года в 22 губерниях. 1906–1908 годы, 1911 год — это массовые голодовки. Не говоря уже о том, что даже в благополучных губерниях множество людей голодало каждый год — это даже не учитывалась.

Д. Пучков: Это царь организовал голодомор?

Е. Прудникова: Нет.

Д. Пучков: Само?

Е. Прудникова: Просто сельское хозяйство было доведено до такого состояния, что оно уже не могло людей прокормить. Сама земля была замучена до последней степени. Какая урожайность в хозяйствах? У зажиточных было примерно 70 пудов с десятины, у середняка 45–50 пудов, у бедняка 35, у бедняка, у которого не было коровы, — 20–25 пудов с десятины, считай, почти половина уйдет только на одни семена. В это время за границей урожаи были в 120, 150, 180 пудов.

Почему? Тут все сразу: плохие семена, низкая культура земледелия, а главное — земля истощена до предела. Ее, конечно, неплохо бы привести в порядок, но минеральных удобрений не знали, органических удобрений не было, даже просто отдохнуть ей не давали. Дашь участку отдохнуть — сам с голоду сдохнешь, не доживешь до следующего лета.

Д. Пучков: Если вот такое положение, и государственная власть в курсе… никаких государственных запасов, по всей видимости, не создавалось?

Е. Прудникова: Нет, какие-то создавались.

Д. Пучков: Дорог не было, не довезти?

Е. Прудникова: Были дороги. Знаете, что первое сделал товарищ Сталин, когда стал генсеком? Наладил проверку исполнения решений государственной власти.

Д. Пучков: Звериный оскал сталинизма…

Е. Прудникова: Ну вот вам власть не звериная. Велено было всем по деревням иметь «магазины», то есть склады на случай голода. Велели, а исполнение не проверили. Голод пришел, посмотрели — а в амбаре пусто, потому что если крестьянина не пинать, он туда ничего не положит.

Что касается государственной помощи… Во-первых, на ней очень хорошо наживались поставщики. Государство покупает, как же под это дело не спихнуть гниль и заваль?

Д. Пучков: Эффективные собственники…

Е. Прудникова: Да, эффективные собственники. Потом надо было довезти. Например, майор, по-моему, или штабс-капитан какой-то одиннадцать эшелонов загнал на запасные пути и сгноил там. И когда Николаю принесли жалобу на это, он написал что-то вроде: я его знаю, он хороший офицер, он так не хотел.

Д. Пучков: А если такого расстрелять, то ведь некрасиво получится.

Е. Прудникова: А за что его расстрелять? Он же не хотел. А то, что там людишки померли — ну, так получилось… У нас стреляли только тех, кто смел протестовать. Например, при крепостном праве крестьянам было официально запрещено жаловаться на помещика. Что помещик с тобой ни сделает — ты напишешь на него жалобу, за это тебя на каторгу отправят. Правда, было ли на каторге хуже, чем дома, — это вопрос философский. Являлась ли ссылка на поселение в Сибирь такой уж страшной карой? Может, это было благодеяние… Нет, помощь, конечно, оказывалась. Но какая-то и кому-то.

Д. Пучков: На мой взгляд, если так вот год за годом случается голод, то государство должно сделать что-то, чтобы это прекратилось. Делалось что-то?

Е. Прудникова: Государство не могло ничего сделать. Слишком далеко зашла болезнь. Попытался Столыпин, но это уже был акт отчаяния. Его речь в Думе по аграрному вопросу — это действительно крик отчаяния. И как отреагировала Дума? Левые требовали отдать крестьянам помещичью землю — ну ладно, они левые, им положено. Но того же требовали и кадеты. Вдумайтесь, буржуазная партия говорит: отдайте хотя бы часть помещичьих земель, ведь дохнет народ. Государь отвечал: нельзя, частная собственность. Столыпин выступил в Думе, говоря примерно следующее: отдадим мы, а толку? Они эту землю угробят так же бездарно, как угробили свою, а мы лишимся еще и крупных хозяйств. Нельзя этого делать.

Столыпин попытался сделать хоть что-то, хотел выделить крепких хозяев, еще раз расколоть село. Пусть они схлестнутся в звериной борьбе за существование, но на выходе получится хоть сколько-нибудь приемлемое хозяйство. Но как можно что-то сделать, когда в деревне 25 миллионов «лишних» людей, для которых нет ни работы, ни хлеба.